Он погружает в меня еще один палец, и с моих губ срывается крик, прерывая поцелуй. Вероятно, он понял, что это крик удовольствия, и, к моему полному восторгу, повторяет движение еще несколько раз. Когда его пальцы полностью покрыты мною, он проводит ими по волшебному бугорку.
Я так сильно его хочу, что мои зрачки, вероятно, перекрыли белки глаз. Эта мысль, а может, и размер моих зрачков, вызывает на его губах улыбку.
Его движения замедляются, и я хнычу:
Усмехнувшись, он целует меня в подбородок, вновь погружает в меня пальцы, переносит смазку на набухший бугорок и начинает его ласкать, пока меня не накрывает оргазм, поднимаясь по позвоночнику и вырывая из груди резкий вздох. Ощущения такие мощные, что мне кажется, будто я отделилась от тела и перенеслась в отдаленный уголок Вселенной.
Когда он опять начинает меня ласкать, я почти останавливаю его за запястье. Плоть столь чувствительная, что его пальцы кажутся наждачкой, однако он замедляется, и тупая боль превращается в новую волну желания. Я впиваюсь пальцами в его кожу, одновременно с тем, как его пальцы играют с нежной плотью с таким проворством, что буквально в считаные секунды я вновь возношусь в место, сделанное из сахара и солнечного света, где существуем только мы с Лором.
Затем он целует меня в изгиб шеи, одновременно стягивая с меня штаны вместе с нижним бельем. Я приподнимаюсь, чтобы ему не пришлось и этот наряд разрывать в клочья. После он обхватывает свое отвердевшее достоинство ладонью и проводит им по моей влажной промежности.
Я издаю стон, когда шелковая головка проходится между складками и переключает рубильник оргазма. Не знаю, кто из нас больше удивлен. Он смотрит на меня, часто моргая, пока я пытаюсь определить местоположение своего сердца: оно словно растаяло и теперь стучит везде. Затем Лор впивается в мои губы.
Резким движением бедер он вводит в меня свое достоинство полностью – каждый сантиметр, и, Святой Котел, их у него очень-очень много!
Я лежу, ошеломленная. И заполненная. По-настоящему заполненная.
– Вчера ты был таким же большим?
– Почти уверен, что перестал расти несколько столетий назад.
– Ладно… – Он не двигается, вероятно, опасаясь повредить мои внутренности, и я спрашиваю: – Притворяешься мертвым?
Сперва он смотрит на меня круглыми глазами, а затем разражается смехом – этим прекрасным громогласным смехом, который резонирует в каждом уголке спальни и моего тела. Наконец он двигает бедрами, член скользит так плавно, словно покрыт маслом.
У меня вспыхивают щеки.
Опершись на одну руку, он проводит другой по моей груди, по затвердевшим соскам. Дойдя до края рубашки, задирает ее и обнажает грудь, на которую смотрит с огромной нежностью. Ему явно отчаянно хочется припасть губами, и требуется все самообладание, чтобы удержаться.
Он продолжает методично двигать бедрами – не быстро и не медленно, словно не спешит закончить дело. Пальцы скользят по моим ребрам и опускаются ниже. Достигнув набухшего бугорка, ласкают его, отчего я напрягаюсь.
Из горла Лора хрипло вырывается вереница неразборчивых слов, движения бедер и пальца ускоряются. Мои мышцы сокращаются, я выкрикиваю его имя. Он рычит, затем полностью выходит из меня, спускается ниже и заменяет член языком.
Он широко разводит мои бедра и начинает жадно посасывать меня, упиваясь моим вкусом.
Кровь становится такой горячей, будто вены в огне, а легкие превращаются в бесполезные кучки пепла. Он рычит в меня, промежность сжимается и вновь наполняет его рот. Он лижет до тех пор, пока не впитывает все до последней капли, затем встает на колени, хватает меня за бока и переворачивает. Подкладывает мне под живот подушку, после чего берется за бедра и проводит членом между ягодицами.
Что бы там ни болтали друзья, надеюсь, он не думает о том, чтобы вставить
Он усмехается глубоким, бархатистым голосом.