– Как долго я спала? – спросила Джун, и Персиваль запнулся о валявшуюся на полу книгу.
– Пять дней, – осторожно ответил он, как будто опасался, что это её разозлит.
Джун охнула. Она никак не ожидала, что могла проваляться так долго, хотя состояние комнаты и Персиваля всё же указывали на то, что времени и правда прошло много.
– Есть такое, да… Кхм, в общем, молодильные чары! – он уселся в кресло и разложил на коленях книги. – У нас тут не пропадали молодые люди или дети с определённой регулярностью?
– Я о таком не слышала.
– Замечательно, значит, кровавую магию отметаем! – Персиваль весело отбросил в сторону тоненькую книгу в красной бархатистой обложке. Затем старательно пролистал ещё парочку, задумчиво кивая и выкидывая ненужные, пока наконец не развернул на коленях одну. – Вот чары, о которых я думал. Они как бы… С одной стороны, их проще поддерживать, чем простую иллюзию, и они надёжнее, но для них чародей вроде как связывает себя с другим человеком, и поэтому нужно, чтобы тот был всегда рядом…
– Персиваль, можно я сразу вас остановлю? Я понимаю все слова, что вы говорите, но только по отдельности. Можно как-то попроще и покороче? – взмолилась Джун, которая всё ещё соображала туговато, чтобы вникать в сложные магические материи.
– Ладно, попроще так попроще. Объясню сразу на примере Персефоны, если она и правда так и сделала. Значит так, есть у нас чародейка, не желающая стареть. Больше того, ей нужно выглядеть на определённый возраст и взрослеть с определённым естественным темпом другого человека. Иначе говоря… Ты говорила, она объявилась лет пять назад? – Джун кивнула. – Значит, ей в… допустим, лет сорок, надо было выглядеть на пятнадцать, потому что столько лет должно было быть настоящей дочке. И вот тут приходят на помощь эти чары. Она может взять настоящего ребёнка и магически привязать себя к нему, так что она будет выглядеть на тот же возраст и взрослеть с тем же темпом. Заодно можно чары сходства нанизать на это всё. Но у этой системы есть и свои минусы, потому что магическая связь означает, что любая болезнь и ранение делятся на двоих… – Персиваль резко замолчал и прикрыл рот рукой. Джун догадалась, о чём он подумал. Он ведь чуть не убил сестру. И если она действительно привязана к настоящей дочери Рэдвингов, у него на руках бы оказалась лишняя невинная кровь.
– В общем… Как-то так, да… И, эм… Связанного с тобой человека целесообразно держать поблизости, чтобы за ним присматривать. На этом у меня всё, – он смущённо захлопнул книгу и бросил её в общую кучу на полу, а затем откинулся в кресле, закрыв лицо руками. Джун показалось, что он что-то шепчет, и отчётливо расслышала слова «дурак» и «так тебе и надо».
– То есть я правильно понимаю, что это должен быть кто-то из её приближённых и того же возраста? – нахмурилась Джун, будто производила какие-то сложные вычисления в уме. Персиваль кивнул. И тут в неё словно молния ударила, потому что она выпрямилась на кровати, а глаза у неё удивлённо округлились. – Мириам?
– Это та, которая подозрительно сновала в кладовке? – Персиваль провёл руками по лицу и свёл ладони вместе под подбородком.
– Да… Та, которая якобы была дочкой ведьмы из ковена, в котором выросла Персефона… Из которого только они вдвоём и выжили…
– Какая красивая и ничуть не подозрительная история. Мне нужно будет, чтобы ты организовала мне с ней встречу. Когда поправишься. Как ты себя чувствуешь?
– Скоро смогу бегать, – ехидно улыбнулась Джун. Персиваль добродушно вскинул брови.
– Сначала научись ходить. Не стоит торопить события. Отдыхай, а я пойду приготовлю… – он бросил взгляд в окно. – …обед. Настал мой черёд пытать тебя гиперопекой, ха!
– А кто сказал, что я против лежать? – Джун потянулась и сползла пониже в кровати.
– Вот любишь же ты испортить всё удовольствие!
Джун не привыкла к тому, чтобы с ней носились. Обычно это она за всеми ухаживала и всем помогала, как бы утомительно это ни было. Даже в те редкие моменты, когда она заболевала, она не могла позволить себе отдых и покой. Поэтому она с большим удивлением обнаружила, что это действительно очень приятно, когда за тобой кто-то ухаживает, но сразу же это чувство стало сопряжено с ощущением неловкости, что она кого-то обременяет своим состоянием. Поэтому она совершенно ничего не просила, на все расспросы отвечала, что чувствует себя замечательно, и в ответ пеняла Персивалю за то, что он так с ней носится. Конечно, это он тут колдун, и ему виднее, как обращаться с пострадавшими от чар, поэтому она с ним старалась не спорить. Просто ей не нравилось быть центром чьего-то мира.