Дом для меня

Лер медленно выдохнул и в упор посмотрел в глазок камеры, представляя, с каким удовольствием Жанна сейчас за ним наблюдает.

– Открой, пожалуйста, Жанна! – процедил Лер, сжимая зубы, но не от злости, а для того чтобы не рассмеяться.

– Жанночка прекрасная, любимая, неповторимая, самый хороший и надежный друг, – поправили с той стороны двери.

– Открой, пожалуйста, Жанночка прекрасная, любимая, неповторимая, самый хороший и надежный друг! – Под конец Лер все же не выдержал и улыбнулся.

Жанна потребовала еще несколько комплиментов и открыла дверь, к этому времени она успела слопать три сэндвича, одобрительно сказав, что «очень фкусно».

– Так куда ты собрался? – Жанна заступила ему дорогу. Лер знал, что просто не будет. – У тебя прием у врача через час.

– Вот туда-то я и собрался. – соврал Лер без зазрения совести.

– Когда ты врешь, то губы кусаешь! – припечатала Жанна.

Лер разжал зубы и, прорычав, что поехал в больницу, а термос и сэндвичи ему для того, чтобы в очереди сидеть, протиснулся в коридор. Жанна проводила его с каким-то странно довольным лицом, и выйдя из дома, Лер понял почему: перед домом стояла знакомая BMW X5. Лер обернулся на окна и увидел довольную физиономию перекусившей его сэндвичами Жанны, которая нахально ему подмигнула и послала воздушный поцелуй.

Лер уже приготовил подходящую речь для причины вынужденного дезертирства, вдруг и в этот раз прокатит, но появившийся с водительского сиденья Тимофей Аркадьевич лишь сухо ему кивнул и открыл заднюю дверь, за которой оказался Васильцев, в данную минуту читающий какой-то документ. Лер похолодел.

Лер сам себе признавался, что побаивается Васильцева, слишком серьезным, строгим и собранным тот был. Ледяной робот, от пристального взгляда которого хотелось прикрыться толстой бетонной стеной. Лер часто чувствовал себя рядом с ним не в своей тарелке, хотя, в принципе, им удавалось более-менее комфортно проводить время друг с другом, но такое состояние наступало не сразу и не всегда. Васильцев был слишком занятым человеком, и даже когда приглашал к себе Лера, то в основном работал, бесконечные звонки и документы. Кажется, он даже проверял Лера, намеренно оставляя важные документы на виду, но Лер их игнорировал, а возможно, проверки вообще не было, в любом случае Лер первое время чувствовал себя предметом интерьера, но через несколько встреч искоренил в себе это чувство и научился не слоняться по огромной квартире, нервно теребя за браслет на запястье. Он просто находил подходящую книгу и, отыскав уютный уголок, погружался в повествование.

Правда потом «уютный уголок» пришлось поискать поближе к хозяину квартиры, потому что тот, судя по всему, хотел его периодически созерцать. Лер понял, в чем его роль, и это для него был самый удачный вариант, потому что не нужно было поддерживать беседу, развлекать или еще что-то, нужно было находиться просто рядом и не привлекать внимания. Судя по тому, что с каждым разом Васильцев звал его к себе все регулярнее, Лер удачно вписался в интерьер. Специально для него Васильцев заказал здоровенное кресло на странно тонкой ножке, забравшись в которое можно было утонуть. Вписывалось кресло в интерьер просто отлично, потому что Васильцев сам по себе был очень крупным: высоким, но не толстым, скорее подтянутым и даже худощавым, но с таким разворотом плеч он все равно казался слишком большим, да еще идеальная осанка придавала внушительности.

Лер полюбил кресло, но все же сравнивал его в своей голове с уютной конурой любимого питомца хозяина. Возможно для кого-то подобное было бы унизительно, тем более за полчаса до «отбоя», который всегда был в разное время, Васильцев говорил свою коронную фразу «тебе пора», и Лер послушно шел в ванную готовиться к предстоящей ночи, которая, однако, была не всегда из-за того, что интервалы между приглашениями сокращались, а после каждой ночи Лер еще несколько дней восстанавливался, потому что в постели Васильцев был изнурительно активен.

Возможно кого-то бы и обидело такое отношение, но Лера почему-то это все в целом устраивало. Да, Васильцев был холоден, слишком сдержан и бескомпромиссно доминировал, но рядом с ним было удивительно спокойно, Лер научился получать удовольствие от этого времени: с книжек переключился на приложение по записи музыки. Специально для него купил себе наушники, которые первыми поселились у Васильцева в квартире, так и живя на Леркином кресле, и часами пребывал в особой нирване написания музыки, тыкая по клавишам и меняя инструменты. Почему-то рядом с ледяной глыбой Васильцева все беспокойства и проблемы оставались за порогом его квартиры и единственной условной проблемой становился темперамент Дмитрия Александровича, который в постели вытряхивал из него последние мозги.