Дом духов

Бланка провела празднество, сидя на стуле и смотря на торт растерянным взглядом, она плакала, в то время как ее новоиспеченный супруг порхал среди гостей, объясняя отсутствие тещи приступом астмы, а слезы невесты свадебным волнением. Никто ему не поверил. Жан де Сатини целовал Бланку в щеку, брал за руку и пытался утешить шампанским и крупными креветками, заботливо выбранными им и поднесенными, но ничто не помогало, она не переставая вытирала слезы. Несмотря ни на что, праздник стал событием, как и предвидел Эстебан Труэба. Ели и пили до отвала, а на рассвете танцевали под звуки оркестра. В это же время в центре города безработные грелись у небольших костров, где горели газеты; банды молодых людей в коричневых рубашках приветствовали встречных поднятой рукой, подобно тем, кого они видели в фильмах о Германии, а политические партии отрабатывали последние детали избирательной кампании.

– Победят социалисты, – говорил Хайме, который так долго находился рядом с простыми рабочими, что поверил в мечту.

– Нет, сынок, победят те, кто и раньше побеждал, – отзывалась Клара, читавшая это по картам, да и здравый смысл подсказывал то же самое.

После праздника Эстебан Труэба увел зятя в библиотеку и вручил чек. Это был его свадебный подарок. Он распорядился о том, чтобы супружеская пара поехала на север, где Жан де Сатини собирался удобно устроиться и жить на ренту своей жены, подальше от пересудов наблюдательных соседей, которые не преминули бы заметить ее преждевременное интересное положение. У графа появилась идея заняться коммерцией, связанной с мумиями и изделиями индейского племени диагитов.

Прежде чем новобрачные покинули праздник, они отправились попрощаться с Кларой. Клара отвела в сторону Бланку, не прекращавшую плакать, и поговорила с ней наедине.

– Перестань плакать, доченька. Обильные слезы причинят вред младенцу, и, возможно, от этого он не будет счастлив, – сказала Клара.

Бланка ответила рыданием.

– Педро Терсеро Гарсиа жив, дочка, – добавила Клара.

Бланка всхлипнула и вытерла нос кружевным платком.

– Как вы это узнали, мама? – спросила она.

– Я видела сон, – ответила Клара.

Этого было достаточно, чтобы совершенно успокоить Бланку. Она вытерла слезы, подняла голову и больше ни разу не плакала вплоть до смерти матери, спустя семь лет, несмотря на то что ей выпало и горе, и одиночество, и многое-многое другое. Расставшись с дочерью, с которой она всегда была так тесно связана, Клара почувствовала растерянность и странную подавленность. Она продолжала жить прежней жизнью, дом всегда был полон людей, устраивались собрания спиритов и литературные вечера, но Клара утратила способность легко смеяться и часто устремляла свой взор в пространство, погружаясь в размышления. Она попыталась установить с Бланкой систему прямой связи, что позволило бы ей обходиться без почты, которая то и дело задерживалась, но телепатия не всегда помогала. Она убедилась в том, что ее сообщения искажались неконтролируемыми помехами и воспринимались иначе, не так, как она предполагала. Кроме того, Бланка не была склонна к подобного рода опытам и, несмотря на то что всегда была рядом с матерью, никогда не проявляла любопытства к возможностям духовной деятельности. Она была практичной, земной и недоверчивой, и ее современная, прагматичная натура противилась нетрадиционным способам общения. Клара вынуждена была отказаться от телепатии. Мать и дочь писали друг другу почти ежедневно, и их обильная переписка на несколько месяцев заменила Кларе ее дневники. Таким образом Бланка была в курсе всего, что происходило в «великолепном доме на углу», и могла тешить себя иллюзией участия в жизни семьи, считая свой брак дурным сном.