Дом духов

Безумства Хайме были совсем иного рода. Он чувствовал в себе призвание к самопожертвованию и умерщвлению плоти. В его шкафу висели всего три рубашки и две пары брюк. Клара зиму напролет вязала для него шерстяные свитера и жилеты, но он носил их, пока не встречал кого-нибудь, кто нуждался в защите от холода. Все деньги, которые давал ему отец, он рассовывал по карманам нищих, поступавших в больницу. Если какая-нибудь отощавшая собака шла за ним, он давал ей приют, а если узнавал о существовании брошенного ребенка, одинокой матери или несчастной старушки, нуждающейся в защите, он приводил их домой, чтобы мать занялась их устройством. Клара превратилась в эксперта по социальной защите, она знала все государственные и церковные службы, куда можно было отвести страждущих, а если все кончалось неудачей, она оставляла их у себя. Подруги начали сторониться ее, поскольку всякий раз, появляясь у них, она обязательно просила о помощи. Так пополнялись ряды подопечных Клары и Хайме, которые не вели счет тем, кому помогали, и искренне удивлялись, если кто-либо вдруг являлся к ним с благодарностью за услугу, о которой они и не помнили. Хайме относился к своим занятиям медициной как к религиозному долгу. Он считал, что любое дело, отдаляющее его от книг, похищающее драгоценное время, является изменой человечеству, которому он поклялся служить. «Этот мальчик должен был стать священником», – говорила Клара. Однако Хайме, который с легкостью принял бы обет смирения, бедности и нравственной чистоты, видел в религии причину половины несчастий человечества, и поэтому, когда мать сравнивала его со священнослужителем, он злился. Он говорил, что христианство, как и другие религии, делает человека слабым и покорным и что не следует ожидать вознаграждения на Небесах, а нужно бороться за свои права на земле! Подобные разговоры он вел только с матерью, с отцом это не проходило, тот, мгновенно теряя терпение, срывался на крик и хлопал дверью. Он восклицал, что ему надоело жить среди безумцев, единственное, чего он хотел, – это немного нормальной жизни, но злая судьба заставила его жениться на женщине с причудами и породить трех чокнутых, ни на что не годных детей, которые отравляли его существование. Хайме не пускался в дискуссии с отцом. Он проходил по дому точно тень, рассеянно целовал мать, когда замечал ее, и шел прямо на кухню, где стоя съедал остатки семейной трапезы, а затем запирался в своей комнате, читал книги или штудировал учебники. Его спальня скорее напоминала библиотеку: стены от пола до потолка были уставлены деревянными стеллажами, полными книг. С них никто не сметал пыль, потому что Хайме закрывал двери на ключ. Книжные ряды служили великолепными гнездами для пауков и мышей. Посреди комнаты стояла убогая кровать новобранца, освещенная лампочкой без абажура, свешивавшейся с потолка прямо над изголовьем. Во время одного из землетрясений, которое Клара забыла предсказать, послышался шум – точно поезд сошел с рельсов; когда дверь в комнату Хайме смогли открыть, увидели кровать, погребенную под грудой книг. Из-под них извлекли Хайме, на нем не было ни единой царапины. Пока Клара убирала книги, она вспоминала о землетрясении и думала, что ей уже довелось подобный момент пережить раньше. Случай помог избавиться от пыли в этой берлоге и вымести всех букашек и прочих тварей. Хайме открывал глаза и был способен увидеть, что происходит вокруг, лишь в том случае, когда под руку с Николасом приходила Аманда. Несколько раз он заговаривал с ней и ужасно краснел, если она обращалась к нему. Он недоверчиво относился к ее экзотической внешности и был убежден, что если бы она одевалась как все и не подводила глаза, то была бы похожа на жалкую зеленоватую мышь. Несмотря на это, он не мог оторвать от нее глаз. Погремушки на ее браслетах, которые она не снимала, отвлекали его от занятий, и он с трудом удерживался, чтобы не следовать за нею по дому, подобно загипнотизированной курице. Когда он оставался один, в постели, или когда ему не удавалось сосредоточиться на чтении, он представлял себе Аманду обнаженной, окутанной черными волосами и, подобно идолу, увешанной звенящими украшениями. Хайме был одинок. В детстве он был нелюдим, а с возрастом стал робким. Он не нравился самому себе и, может быть, поэтому думал, что не заслуживает любви других. Малейшее проявление внимания или благодарности приводили его в смущение и заставляли страдать. Аманда представлялась ему квинтэссенцией женственности и, будучи подругой Николаса, навсегда запретной. Свободная, живая и ищущая приключений молодая женщина пленяла его, а ее внешность замаскированной мышки вызывала в нем мучительное желание покровительствовать ей. Он жаждал ее до боли, но никогда не осмелился признаться в этом, даже себе самому в своих тайных мыслях.