Вещи Аглая собрала за полчаса: просто выгребла с гардеробной полки охапку вещей и бросила в чемодан, подумав, что у нее нет нарядов, о которых стоило беспокоиться. Разве только зеленая английская блузка, которая умопомрачительно шла к ее рыжим волосам. Вспомнив про блузку и про волосы, Аглая мельком глянула в зеркало, отразившее золотисто-рыжее облако кудрей и мелкую россыпь веснушек на щеках. В подростковом возрасте веснушки сводили ее с ума. Она всегда считала себя некрасивой, пока на последнем курсе педучилища за ней не стали бегать парни из Морского университета, расположенной поблизости. Тогда к ней надолго приклеилась дразнилка «Распустила Глашка косы, а за нею все матросы», а сама она поняла, что вовсе не дурнушка. Аглая и впрямь любила распустить волосы, чтобы перекинуть их на лоб и взглянуть, как сквозь медно-золотой занавес мир преображается в чудесную картинку из потерянной сказки, где родители любят своих детей. Для кого-то это была обыденность, которую не замечают, а для Аглаи родительское тепло ушло вместе с Сергеем Дмитриевичем. Наверное, и в педагогическое училище она поступила, чтобы восполнить утраченное.
Что же еще не упаковано? Аглая перевела взгляд с багажа на распахнутую дверцу старого шкафа. Ах да, еще одно!
Привстав на цыпочки, она достала с верхней полки пластмассовую коробочку с детскими сокровищами и открыла крышку, почувствовав легкий трепет преддверия тайны, потому что коробочка не открывалась лет десять, если не больше.
Там лежали два зеленых перышка от попугайчика, маленький пупсик в синих трусиках, латунное колечко, прозрачный камушек и визитная карточка Варвары Юрьевны с неразборчивым французским адресом. «Дом, где тебя ждут», – пружинкой выскочили из памяти слова их первой и последней встречи. Коробочка тоже отправилась в чемодан.
– Ну, вот и все. Вроде бы ничего не забыла.
Аглая ждала, что мама что-нибудь скажет в ответ или пожелает счастливого пути, но мама сидела в кресле, курила и молчала.
Разомкнула губы она только тогда, когда Аглая опустилась на диван, присесть на дорожку.
– Я всегда ненавидела свою бывшую свекровь, – мать стряхнула пепел с сигареты прямо на пол, – и знаю, что квартиру в Петербурге она оставила тебе лишь для того, чтобы сделать мне гадость.
– Но мама, ты говоришь ерунду! Бабушка подарила мне квартиру. Подумай только – квартиру, а ты сидишь и ее ругаешь.
– Эта тварь хотела, чтобы я осталась одна, и она добилась своего, – упрямо сказала мать. С внезапной вспышкой ярости она вскинула голову: – Ты уезжаешь, а мне что прикажешь делать? Идти работать? Ты же знаешь, что я с моим характером дольше двух дней нигде не задерживаюсь.
– Знаю, мам, но я буду присылать тебе деньги, и, кроме того, папа тебе тоже помогает.
– Помогает! Вон, халат себе нормальный купить не могу.
Зажатой в пальцах сигаретой мама указала на полу засаленного халата, надетого на ночную рубашку. Обычно в таком виде она ходила до полудня, меняя одежду только ради похода в магазин.
– Хочешь, пойдем и купим тебе халат прямо сейчас?
– Не хочу, мне не нужна твоя показная забота, раньше надо было думать. Обойдусь.
Аглая вдруг подумала, что сейчас они с мамой разговаривают впервые за много лет. Обычно просто перекидывались фразами, да и то в случае необходимости.
Мать с безучастным видом откинула голову и сказала отрешенно, словно о ком-то постороннем:
– Мне не надо было выходить замуж за твоего отца, – она усмехнулась одним уголком рта, прорезавшим над губой тонкую морщинку. – Свекрови была нужна не такая невестка, как я, а простая, работящая деревенская девка-колхозница.
– Мама, зачем ты так говоришь? С папой вы давно развелись, а бабушка жила в другом городе и никак не вмешивалась в твою жизнь.
– Она уже на свадьбе смотрела мимо, будто меня и нет, – подхватила мать, – а все потому, что я пришлась не ко двору. Они приезжие из деревни Зюкино. Зю-ки-но! – по слогам повторила она с издевкой. – А я девушка из приличной семьи партработника. Потом-то я убедилась, что надо рубить дерево по себе, да было уже поздно, потому что родилась ты.
Взмахом руки мама откинула прядь волос, и Аглая, словно впервые, удивилась ухоженным и белым пальцам с аккуратным маникюром. У нее самой руки были красные и шершавые, потому что последние полгода приходилось работать воспитателем в две смены и без няни – форменная каторга, учитывая раскладушки, которые приходилось каждый день расставлять, застилать и убирать.
– Я знаю, что тебе мешала, – сказала Аглая. – Но зато теперь ты сможешь жить в свое удовольствие.
– Удовольствие! – мама подскочила, словно ее выбросило вверх из кресла. – Что ты понимаешь под этим словом? Нищую жизнь от зарплаты до зарплаты? Дешевую одежду? Стирку? Готовку? Уборку квартиры? Да я даже в Турции ни разу не отдыхала, потому что вечно нет денег! – сжав зубы, она издала короткий стон. – И угораздило же родиться в этой проклятой России. Вон, посмотришь по телевизору, как другие люди живут, так плакать хочется!
– Мама, мне пора. Звони, я буду пополнять твой счет на телефоне.