Дом, где тебя ждут

Филипп оперся о высокую жардиньерку и оценил наклон внешней стены. В нишу органично впишется широкий диван. А рядом прекрасно встанет наклонная подставка для ноутбука и низкий столик.

Он собрался привести в порядок чердачное помещение благодаря выпавшему выходному по случаю рождения очередного наследника арабского шейха. За те пару месяцев, что Филипп работал в особняке шейха, это был уже четвертый свободный день. В принципе, работа Филиппа не привязывалась к определенному графику, но дел всегда набиралось на круглые сутки, включая праздники и уикенды.

Забинтованные пальцы болели так, словно были порезаны не стеклом в шале месье Бернара, а отпилены ржавой пилой с редкими зубьями. Стараясь не обращать внимания на боль, Филипп поднял шпатель и начисто отскоблил портрет бесноватого. Вот так живешь и не знаешь, чьи тени скрывает старый дом.

Бабушка Таня передавала семейный рассказ, что кто-то из знакомых, уходя на Первую мировую войну, замуровал в петербургской квартире бутылку шампанского. Представив восторг и изумление нашедшего, Филипп улыбнулся. Бабуля так мечтала вернуться в Петербург, но вот не успела. Шпатель в руках Филиппа дошел до угла и сковырнул кусок штукатурки, обрушив на пол маленький и пыльный камнепад.

– Баста, хочу кофе, – сказал Филипп коту Мураками, который надзирал за ремонтом через распахнутую дверь, – я честно заслужил передышку.

С котом он говорил исключительно по-русски, при этом мысли тоже автоматически переключались с французского на русский. Мураками лениво задрал хвост и двинул вниз, слегка тормозя на матовом стекле ступеней.

В любую погоду Филипп пил дневной кофе на балконе. Летом ему нравилось наблюдать за игрой листьев старой вишни в миниатюрном садике, а зимой он заворачивался в плед и смотрел, как по сизому небу ползут серые облака. Обычно к полудню облака набухали солнечными лучами, отчего начинали матово светиться изнутри, словно были готовы прорваться и брызнуть на землю.

Когда Филипп устроился на балконе, время подходило к двенадцати часам. Солнце поднималось все выше, высветляя красные бусинки вишен в темно-зеленой листве. За оградой по улице медленно шла рыжеволосая девушка и смотрела на номера домов. Сосед напротив исступленно щелкал ножницами над зеленой изгородью своего садика.

Филипп подумал, что будет оригинально выдержать мансарду в сине-зеленых тонах моря.

Например, синяя мебель и зеленый ковер. Хотя лучше наоборот: зеленая мебель и синее пятно ковра, как озерцо. Или как лужа?

Отхлебнув пару глотков, Филипп размотал повязку с руки и осторожно пошевелил отекшими пальцами. Кожа вокруг пореза воспалилась, и рана еще кровоточила.

Жаль, что не удалось сразу дезинфицировать рану: он несколько раз мотался от месье Бернара в супермаркет и обратно, а потом помогал устроить беженцев на ночлег. Под горестные стоны месье Бернара люди улеглись там же, в шале, покрыв телами всю поверхность пола. Женщин с детьми устроили на надувных матрасах, а мужчины расположились кто где смог. Одни тощий паренек ухитрился оккупировать барную стойку.

Месье Бернар выглядел не краше тушки битого кролика перед разделкой. Он все время теребил себя за фартук и причитал, что разорен, до тех пор, пока Филипп на него не прикрикнул.

Те люди, лежавшие на голом полу, потеряли все. Если бы не разбомбили их страну, они были бы счастливыми и добродушными. Накрывали бы гостям столы, пели песни, растили детей. Они имели право озлобиться, потому что теперь им придется учиться жить заново.

Кто, зачем, с какой целью всколыхнул людское цунами, грозившее затопить Европу? Вопрос был риторическим, как и ответ, потому что обычные люди бессильны влиять на политику. Им остается только смиренно принять обстоятельства и помогать ближнему. Просто затем, что так надо, иначе мир погрузится в безвозвратный хаос.

«Делай добро, даже если не хочется или неможется, и тогда рядом с тобой будет стоять Бог», – как-то раз сказала тетя Варя.

Тогда она прилетела во Францию всего на один день, вся осунувшаяся и почерневшая. Вот так же, как сейчас, они вдвоем сидели на веранде и пили кофе. Его ужаснули круги под ее глазами и тонкие руки, ставшие почти прозрачными. Стесняясь выразить свои чувства, он суетился, подливал кофе, подкладывал сахар. Сбегал и принес тонко нарезанный ростбиф с корнишонами. Но тетя Варя мясо отвергла напрочь:

– Гречневой каши хочу. Я сто лет не ела гречневой каши.

Он, было, метнулся к микроволновке:

– Я тебе сварю, в русском магазине всегда есть гречка.

Тетя Варя покачала головой:

– Сейчас не буду. Через пару часиков перед отъездом поем.

Филипп оторопел:

– Как перед отъездом? Ты же только приехала!