Долгими часами на больничной койке вспоминалась крошечная комнатка с папиной фотографией на стене, письменный стол с лампой под зеленым абажуром, диванчик, на котором они сидели вместе с Таней. Ее волосы пахли пряным медом, и от этого запаха сладко кружилась голова, как будто он и впрямь пригубил горячий хмельной сбитень. Она рассказывала про Францию, а он боялся взять ее за руку. Если бы дома его ждала Таня, то он полетел бы туда со скоростью реактивного снаряда, выпущенного из «Катюши», но его ожидают хоть и родные, но пустые стены, окрашенные долгими годами одиночества. В сущности, сегодняшний день был своего рода прощанием с мечтой о Тане, потому что отсюда, из Чехии, он мог хотя бы написать ей. Интересно, получила ли она его письмо? Алгбета в госпитале больше не появлялась. Несколько раз он справлялся о ней у чешского персонала, но все, у кого он спрашивал, разводили руками. Писать повторное письмо и навязчиво добиваться ответа Юрий не хотел. Вдруг Таня замужем и у нее семья, дети? Ни к чему рушить чужое счастье. Как сказал бы папа: «Положись на волю Божию, и Господь все устроит».
Прикинув свои силы, Юрий решил, что не сможет одолеть крутой холм, на котором стоял собор святого Витта, хотя очень хотелось полюбоваться на его мрачную красоту, хорошо знакомую по репродукциям. Немного поразмыслив, он свернул в первый попавшийся переулок, узкий и извилистый. Здесь было совсем малолюдно, а он устал от толпы, заполонившей центральную часть города. Кроме него пешеходов было всего двое – пожилая женщина с хозяйственной сумкой да хромоногий старик, тащивший за собой деревянную тележку.
Высокие дома подбегали вплотную к дороге, оставив для тротуара лишь узкую полосу разбитого асфальта. Задрав голову, Юрий рассмотрел мозаичное панно на фасаде пятиэтажного дома с колоннами – по синей глазури плыли крупные золотистые рыбы. Еще немного, и они смогут нырнуть в зеленую крону подросшего каштана. Следующий дом был построен в мавританском стиле, перемежая кладку полосами желтого и красного кирпича. Витые балкончики, арки, фигуры святых над крышами… Юрий глубоко вздохнул, пытаясь напоследок надышаться пражским воздухом. А ведь всю эту красоту фашисты могли взорвать и залить кровью. Давая себе отдых, Юрий дошел до скамейки у ближайшего дома и блаженно оперся о высокую деревянную спинку.
«Посидеть напоследок», – сказал он сам себе.
Подумалось, что больше в его жизни не будет ни Праги, ни вольного ветра дорог Европы, ни духа свободы, на который надеялись все, кто прошел эту войну. Но с ним остается безумная надежда встретить Таню, а это уже само по себе – великое счастье. Не зря говорят, что пути Господни неисповедимы, и, может быть, эти пути когда-нибудь сомкнутся кругом ее рук вокруг его плеч?
Прежде чем идти дальше, Юрий обвел взглядом маленький скверик, где над головой качались ветви деревьев, и вздохнул, понимая, что этот кусочек Праги успел осесть в его памяти кратким чувством покоя, от которого он успел отвыкнуть за военные годы.
Чтобы быстрее вернуться в госпиталь, Юрий решил сократить путь, пройдя по кишкообразному сквозному проходу, в конце которого виднелась мостовая параллельной улицы. Посверкивая закопченными оконными стеклами, дома стояли плотной стеной.
Позади себя Юрий услышал хлопок двери, хотел оглянуться, но не успел, потому что между лопатками вдруг стало горячо и больно.
Пани Тереза налила в тазик теплой воды и тщательно вымыла острый и узкий кухонный нож, подаренный ей покойным мужем в день свадьбы. Наборная ручка, сделанная из коровьего рога, заблестела, как лакированная. Когда-то давно они с Густавом держали мясную лавку, и пани Тереза научилась пластовать мясо не хуже заправского рубщика. Она и с топором бы управилась, но топор валялся в кладовке незаточенный, потому что время унесло и Густава, и лавку, оставив лишь воспоминания о молодости и ненависть.
Отерев руки о фартук, пани Тереза убрала нож, всыпала в кастрюлю тесто и стала разводить дрожжи. Сегодня к ужину будут кнедлики, прекрасные чешские кнедлики с мясной подливой. Если в мясо добавить чернослив и пару веточек базилика, то аромат будет стоять на всю квартиру. Жаль только, что сейчас в городе не достать приличного куска свинины. А все из-за этих проклятых русских! И зачем они въехали сюда на танках со своим коммунизмом? То ли дело аккуратные и домовитые немцы. Уж поверьте старой пани Терезе, они сумели бы призвать к порядку голодранцев-рабочих, которые вечно лезут со своими лозунгами о равенстве и братстве. Пани Тереза усмехнулась уголком рта. Но ничего, в Чехии осталось достаточно патриотов, чтобы не поддаться русским. Руки пани Терезы порхали над тестом, заученными движениями разминая податливую массу, пока та не стала отлипать от пальцев. Тогда она накрыла кастрюлю чистым полотенцем и решила, что пора выглянуть на улицу.
Русский офицер лежал там, где она его и оставила. Похоже, умер.
Старуха набрала в грудь воздуха и завопила что есть мочи:
– Убили, убили, помогите кто-нибудь!