– Пусть так, – горячо сказал Алексей, – но твой Юрий настолько далеко, что можно сказать – на другой планете. И разве он не желал бы тебе и дочери покоя и счастья? – он помолчал, подбирая слова. – Я верю, что мы с тобой встретились не случайно. О, кажется, я волнуюсь, – быстрым движением, он взъерошил себе волосы. – Смотри! – Сунув руку в карман, Алексей достал оттуда нитку Таниных бус. Голубое, зеленое, желтое и прозрачное переливалось в руках самоцветной радугой. – Я ношу их с собой.
– Это ожерелье называется «Солнечный ветер», – сказала Таня. – Когда я делала его, то воображала поток света над морем, какой бывает после сильного ливня.
Разговор, затеянный Алексеем, тяготил ее, и она была рада переменить тему, но Алексей твердо вел свою линию, не позволяя увильнуть от ответа.
– Ты сама – поток света. И я прошу тебя стать моей женой, – ожидая отказ, он сделал предупреждающий жест. – Не торопись говорить «нет», подумай. Я буду ждать столько, сколько нужно.
В глубине зала негромко зазвучал рояль, и по залу поплыл шопеновский «Вальс дождя». Дробящиеся звуки завораживали и укачивали, заполняя собой пространство души. Тане стало хорошо и спокойно, поэтому, когда Алексей предложил потанцевать, она охотно оперлась о его руку, надежную и крепкую.
Она разрешила Алексею проводить ее до самого дома.
– Вот там, на третьем этаже, мои окна, – она указала на темные квадраты, наполовину прикрытые ставнями.
– Я обязательно запомню, чтобы не перепутать, когда созрею спеть тебе серенаду, – пошутил Алексей немного грустным голосом.
Таня мельком глянула на часы:
– Второй час ночи, самое время для серенад.
Дурашливо приподнявшись на край тротуара, Алексей сделал вид, что хочет вывести руладу:
– Тогда я начну петь прямо сейчас.
Со смехом Таня потянула его за рукав, не успев заметить мадам Форнье. Она оглянулась, только когда зажатый под мышкой домовладелицы кот издал протестующее мяуканье.
– Доброй ночи, мадам Форнье!
– Таня, хорошо, что я вас увидела, – мадам почесала кота за ухом, – мой любимец запросился погулять. Вам пришло письмо. Возьмите на столике у консьержки.
Хотя в начале войны должность консьержки сократили и она уже не дежурила в своей конторке, почту по-прежнему клали на мраморный столик с витыми чугунными ножками. Там ее разбирали жильцы, которым мадам Форнье никогда не забывала напоминать о свежей корреспонденции.
Почему-то Тане сразу стало тревожно, и она почувствовала, что не может сдвинуться с места. Пересиливая слабость, она выпрямилась и постаралась восстановить дыхание. До столика консьержки было всего пять шагов, казавшихся прыжком в бездну.
Больше десяти лет подряд Таня спешила с работы, ожидая, что прямо сегодня мадам Форнье неразборчиво буркнет: «Вам письмо, мадам Горн», и тогда, обмирая от счастья, можно будет прочитать драгоценные строчки от Юры. Но годы шли, Варя росла, а письмо не приходило.
«Десять лет замираний и криков. Все мои бессонные ночи», – промелькнули в мыслях стихи Анны Ахматовой. В петербургскую бытность Анна Андреевна порой захаживала в гостиную к маме. Поэтесса запомнилась Тане темной дамой с резким профилем и глубоким взглядом древней пророчицы.
Электрический свет в подъезде показался нестерпимо ярким. Идя за почтой, Таня заслонила глаза рукой.
Мужской голос спросил:
– Таня, тебе плохо?
Кто это? Алексей? Откуда он взялся? Она не сразу вспомнила, что они вместе пришли из ресторана. Ни Алексей, ни Париж, ни подъезд, в котором гулко отдается каждый шаг, не имели сейчас значения. Главной была нынешняя весточка, которая могла казнить или миловать.
Отстраненно, как ответила бы незнакомцу, Таня отрицательно покачала головой:
– Спасибо, все хорошо, – хотя сердце сбивалось с ритма, туманя голову. – Алеша, ты иди.
Но он не уходил, неотступно следуя рядом, и Таня перестала обращать на него внимания.
Перед тем как взять письмо, она сложила дрожащие пальцы в щепоть, трижды перекрестившись:
– Господи, помилуй.
Вместо обратного адреса на нижней строчке конверта значилось «Прага».
Два месяца назад Прагу освободили советские войска, сейчас там русские, значит, ошибки нет и письмо о Юры.
Таня побежала вверх по ступеням, на ощупь доставая ключ из сумочки. Вместо своего ключа она стала совать в замочную скважину ключ от ленинградской квартиры, который в последнее время носила на связке. Опомнилась, сжала рукой теплую медь, не раз придавшую ей уверенности в себе, и медленно выбрала нужный ключ.
Дома мама и Варя, а значит, надо быть сильной, какое бы известие ни было написано в письме. Она повернулась к Алексею:
– Проходи, Алеша, только тихо. Все спят.
С возрастающим удивлением Алексей смотрел, как Таня мгновенно сбросила с себя ранимость и неуверенность, словно бы и не она слепо поднималась по лестнице, шлепая ладонью по стенам, чтобы не потерять равновесие. Перед ним стояла сосредоточенная женщина со спокойным выражением лица и легкой улыбкой.
Вместе с ней он шагнул в небольшую прихожую и прислонился к косяку.