А. Быть надежным и умелым.
Б. Не заглядываться попусту на женский пол.
В. Быть симпатичным.
Г. Быть холостым. (Лена сразу обратила внимание, что Никольскому никто не пишет).
Старший лейтенант подходил под категорию жениха как нельзя кстати, и к тому же, в качестве довеска ко всем совершенствам будущего жениха, Ленино сердце сладко замирало, когда она делала ему укол или перевязку. Немного напрягало, что он старый: как ни крути, а тридцать пять – солидный возраст. Но воображение услужливо подставило ее на место Джейн Эйр, а Никольского на место мистера Рочестера. В школе она читала Шарлотту Бронте раз пятнадцать и наизусть знала все перипетии судеб главных героев.
Лена утешила себя тем, что муж должен быть старше и опытнее. Кроме того, Никольский говорил, что живет в Ленинграде – чудном городе, где в сумраке белой ночи раздается цокот копыт Медного всадника. Лена поежилась и кинула взгляд на автомат, который всегда брала с собой на дежурство.
Продолжая обдумывать подробности своей семейной жизни, она решила, что двоих детей им с Никольским будет вполне достаточно, особенно если родятся мальчики. С парнями масса хлопот! Хотя если вспомнить, сколько нарядов в свое время шила ей мама, то девочки разорительнее.
Капельница докапывала последние капли. Лена стряхнула с себя дрему и аккуратно вытащила иглу из вены, затампонировав ранку ватой. Никольский даже не пошевелился. Лена вздохнула: рано она, наверное, размечталась, Федор Федорович говорит, что с этим ранением старший лейтенант может не справиться.
У стоявшего напротив военного были светлые волосы и ярко-голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц.
Таня видела на его плечах погоны с одной большой звездочкой. В званиях она не разбиралась. Капитан? Майор?
Он поправил портупею с кобурой на боку.
– Вы здесь живете, пани?
Симпатичное лицо военного приобрело строгое выражение.
Рискуя сойти за немую или ненормальную, Таня покачала головой и нарочито тихо и неразборчиво забормотала:
– Не, не, не разумею.
– Простите, пани, я не хотел вас испугать.
Подавляя желание броситься ему на шею и расцеловать, она пошла с медлительностью местной жительницы и только за поворотом остановилась, чтобы спросить дорогу.
Седой старичок с увесистой кожаной сумкой через плечо выглядел добродушным гномом. Таня обратилась к нему на немецком:
– Пожалуйста, объясните, как мне попасть в Вышеград?
– Идите прямо, а потом сверните налево, – сняв фуражку с круглой эмблемой у козырька, он махнул рукой в нужном направлении.
– Спасибо, пан.
Она почти побежала вверх по холму, который с каждым шагом становился все круче и круче. Припекало, и Таня перешла на теневую сторону улицы, застроенную узкими домами, по большей части трехэтажными. Из крыши каждого дома гусиной шеей торчал крюк для подъема мебели. Две женщины, стоявшие у дверей бакалейного магазинчика, при виде Тани перестали шептаться и посмотрели на нее с любопытством, видно, сюда не часто забредали чужие.
По мере продвижения к центру города улицы становились многолюднее, и скоро одиночные пешеходы слились в пеструю, говорливую толпу, среди которой то и дело слышалась русская речь.
Когда Таня увидела вблизи русского солдата, от счастливых слез у нее перехватило горло, потом русских стало много, и слезы потекли по щекам двумя ручьями. Наверное, только тот, кто долго жил вдали от Родины, может с такой болезненной жадностью впитывать родной язык, наслаждаясь каждым его звуком, каждой интонацией, каждым нюансом. Кружа голову, русские слова вели ее за собой вверх по узким и изогнутым тротуарам, где из переулков выглядывали жерла танковых пушек. На зеленых корпусах сияли красные звезды. Звезды тоже были родные, но, увы, принадлежали не ей – гражданке Франции, а советским солдатам в выцветших гимнастерках. И потому, что не смогла сражаться вместе с ними плечом к плечу, она ощутила себя обделенной.
Близость госпиталя Таня угадала по раненым в пижамах, которые медленно гуляли под раскидистыми кронами обширного парка. Трехэтажное массивное здание с двумя колоннами у входа стояло в конце короткой и широкой аллеи, усыпанной гравием.
От мысли, что сейчас станет известно про Юру, Танины ноги стали подкашиваться. Пройдя немного в глубь парка, она нашла пустую скамейку, стоявшую около высохшего фонтана. Мраморный мальчик обеими руками прижимал к себе огромную рыбу, больше похожую на дельфина. Из рыбьего рта торчала проржавевшая трубка. Под ногами лежали осколки бетона, выкрошенного из фонтанной чаши. Между щелей на дне пробивалась молодая трава.
Присев, Таня поставила саквояж на колени и задумалась. Задача разыскать Юрия вдруг показалась ей неодолимой, потому что за плечами маячил страшный и вездесущий призрак НКВД, или как он там сейчас называется.
Прежде, в Париже или в дороге, об этом не думалось, и вот сейчас, когда глаза видят, руки не могут дотянуться. Похолодевшими пальцами Таня вытерла лоб. Если бы знать, как поступить правильно!
– Отец Игнатий, помоги!