Маурицио, я не дам тебе ни минуты покоя. Не придумывайте оправданий, говоря, что они не позволят тебе навестить меня… Мои крошки рисковали потерять свою мать, а моя мать рисковала потерять свою единственную дочь. Ты надеялся… Ты пытался раздавить меня, но не смог. Теперь я посмотрела смерти в лицо… Ты разъезжаешь на «Феррари», который купили тайно, потому что у тебя якобы не было денег, в то время как здесь, в доме, белые диваны стали бежевыми, в паркете появилась дыра, ковровое покрытие требует замены, а стены нужно восстановить – ты знаешь, что помпейская штукатурка со временем крошится! Но денег нет! Все для Signor Presidente, но как насчет остальных?.. Маурицио, ты достиг предела – даже твои собственные дочери не уважают тебя и больше не хотят тебя видеть, чтобы быстрее забыть пережитую травму… Ты – болезненный придаток, о котором мы все хотим забыть… Маурицио, ад для тебя еще впереди.
Маурицио внезапно схватил магнитофон, вырвал кассету и швырнул ее через весь кабинет. Он отказался слушать остальное и передал кассету Франкини, который добавил ее к своей растущей коллекции и посоветовал Маурицио нанять телохранителя. Успокоившись, Маурицио решил отшутиться. Он не хотел всю жизнь переживать из-за угроз Патриции. В августе того же года он согласился позволить Патриции проходить реабилитацию в Санкт-Морице в ее любимом
«
Несмотря на пересмотр условий их соглашения, Патриция, верная своему обещанию, обратилась к прессе. Она пригласила журналистов в свою квартиру в Галлериа Пассарелла для интервью, в которых она очернила Маурицио как бизнесмена, мужа и отца. Маурицио был убежден, что даже источник слухов о его гомосексуальности – по всем признакам необоснованных – можно проследить до Патриции.
Она появилась в ведущем женском ток-шоу «Гарем» в роскошном макияже и драгоценностях. Она сидела на мягком диване в студии и жаловалась аудитории, что Маурицио Гуччи пытался отделаться от нее «миской чечевичной похлебки», точнее – миланским пентхаусом, нью-йоркской квартирой и 4 миллиардами лир.
– То, что и так принадлежит мне, не должно быть частью соглашения, – запротестовала она, когда другие гости, не говоря уже о зрителях по всей стране, смотрели на нее с округленными глазами. – Я должна думать о наших дочерях, которые оказались без будущего… Я должна бороться за девочек. Если их отец хочет уехать на своем «Креоле» на полгода, что ж, скатертью дорога!
Осенью 1993 года, когда Патриция поняла, что Маурицио рискует потерять контроль над компанией, она вмешалась от его имени. Не потому, что хотела помочь ему, как она объяснила позже, а чтобы спасти компанию «Гуччи» для его дочерей. Она сказала, что действовала в качестве посредника «Инвесткорп», тщетно пытаясь – как и многие другие – убедить Маурицио принять почетное председательство и отойти от руководства. Она пыталась помочь ему найти деньги, чтобы вернуть свои акции, и утверждала, что послала адвоката, Пьеро Джузеппе Пароди, который в последнюю минуту связал Маурицио с Цорци для привлечения финансирования, что спасло его часть акций «Гуччи» от продажи с аукциона. Когда Маурицио проиграл свою битву с «Инвесткорп» и был вынужден продать свою 50-процентную долю в «Гуччи», Патриция восприняла это как личный удар.
– Ты с ума сошел? – закричала она на него. – Это самое безумное, что ты мог сделать!
Потеря «Гуччи» стала еще одной незаживающей раной.
– Для нее «Гуччи» олицетворяла все, – сказала много лет спустя ее бывшая подруга Пина Оримма. – Это были деньги, это была власть, это была идентичность – ее и девочек.
Глава 15. Paradeisos