Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности

– Если у кого-то еще раз зазвонит telefonino, владельца попросят уйти, – сказал Самек, глядя на собравшихся после безуспешной попытки открыть слушание на фоне чьего-то трезвонящего телефона. Самек – худощавый мужчина с небольшими залысинами и невозмутимым лицом с тонкими губами – прославился в судебном сообществе Милана после процесса, проходившего в бункере повышенной безопасности под Сан-Витторе в 1988 году. В тот день, во время процесса над боссом мафии Анджело Эпаминондой – опасным гангстером, в послужном списке которого значилась длинная череда убийств, – в зале суда началась стрельба. Когда испуганные адвокаты и помощники юристов нырнули под столы и стулья, Самек вскочил на ноги, призывая к порядку, – единственный, кто остался стоять во всем помещении. В результате перестрелки между членами клана два карабинера были тяжело ранены. Чтобы показать, что власти нельзя испугать подобной демонстрацией силы, Самек лишь ненадолго приостановил слушания и возобновил их в тот же день.

Во время процесса по делу об убийстве Гуччи Самек проявил себя как требовательный руководитель, придерживаясь интенсивного графика слушаний (три дня в неделю) и встречаясь с присяжными в выходные дни для рассмотрения доказательств. Самек, который должен был вынести приговор вместе с присяжными, как это принято в итальянской судебной системе, настаивал на четкости в ходе всего судебного процесса. Не терпящий не относящихся к делу вопросов или уклончивых ответов, он часто сам брал на себя задачу допроса свидетелей, что неслыханно для судебных процессов в США. Адвокаты за глаза сравнивали Самека с непоколебимым огромным мраморным барельефом святого Амвросия, покровителя Милана, который находился на стене за трибуной. В правой руке святой держит кожаную плетку с семью завязанными на узлы хвостами, и две неуклюжие фигуры падают под его ударами.

В последующие недели и месяцы итальянцы пристально следили за процессом в газетах и на телевидении, поскольку сообщения о свидетельских показаниях складывались в эпическую историю любви, разочарования, власти, богатства, роскоши, ревности и алчности.

Суд по делу об убийстве Гуччи стал итальянским эквивалентом дела О. Дж. Симпсона[47] в Соединенных Штатах.

– Это не дело об убийстве, – бормотал адвокат Патриции Дедола. – На фоне этой истории греческая трагедия выглядит как детская сказка.

Суд высветил яркую, бурную жизнь Маурицио и Патриции, разительно контрастирующую с серой нищетой, в которой жили Пина и трое ее сообщников. И, подобно судебному разбирательству по делу О. Дж. Симпсона, которое подчеркнуло расовые разногласия в американском обществе, судебное разбирательство по делу Гуччи показало пропасть, разделяющую богатых и бедных в Италии.

Миллионы итальянцев зачарованно смотрели свои телевизоры несколькими днями ранее, когда обвинение и защита выступали со своими вступительными речами. Ночерино, мрачный и красивый обвинитель, стоял в левой части зала суда, лицом к судье и телевизионной камере, которую Самек разрешил использовать на открытии и закрытии процесса, и изображал Патрицию как одержимую, полную ненависти разведенную женщину, которая хладнокровно и решительно организовала убийство своего мужа, чтобы получить контроль над его многомиллионным состоянием.

– Я намерен доказать, что Патриция Мартинелли Реджани договорилась о гонораре, который она готова предложить за организацию и исполнение убийства Маурицио Гуччи, и произвела платежи несколькими частями, включая авансовый платеж и окончательный расчет, – сказал Ночерино, и его голос эхом отдавался под высоким потолком зала суда.

Адвокаты Патриции, Пекорелла и Дедола, стоявшие в правой части зала суда, не отрицали навязчивую ненависть Патриции к Маурицио, которую, по их признанию, она широко транслировала. Но они изобразили ее как богатую, больную женщину, ставшую марионеткой своей давней подруги Пины Ориммы. Они сказали, что Пина, а не Патриция, организовала убийство, а затем шантажировала и угрожала Патриции, чтобы та молчала. По словам адвокатов, 150 миллионов лир (около 93 тысяч долларов), которые Патриция выплатила перед убийством, были щедрой ссудой нуждающемуся другу. 450 миллионов лир (около 276 тысяч долларов) она заплатила тому же человеку после того, как он стал угрожать Патриции и ее дочерям. Дедола своим звучным баритоном драматично заявил, что доказательством было письмо из трех строк, которое Патриция написала, подписала и отправила миланскому нотариусу в 1996 году, где говорилось: «Я была вынуждена заплатить сотни миллионов лир за собственную безопасность и безопасность своей семьи. Если со мной что-нибудь случится, то только потому, что я знаю имя человека, убившего моего мужа: это Пина Оримма».