Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности

Судебный процесс по делу об убийстве Маурицио Гуччи шел уже несколько дней, но тем серым утром вторника Патриция впервые предстала перед судом. Она предпочла пройти предварительные допросы в своей камере в Сан-Витторе, что было ее правом. Патриция кратко проконсультировалась со своими юристами, двумя известными адвокатами по уголовным делам. Знаменитый седовласый Гаэтано Пекорелла станет deputato итальянского парламента до завершения судебного процесса. Вечно загорелый Джанни Дедола защищал ведущих бизнесменов, в том числе телевизионного магната и бывшего премьер-министра Сильвио Берлускони. Оба адвоката убедили Патрицию явиться в суд задолго до того, как начать выступление в свою защиту, чтобы привыкнуть к атмосфере в зале суда.

Патриция прошла мимо прокурора Карло Ночерино и рядов адвокатов и журналистов позади него и села на последнюю скамейку. За ее спиной любопытные зрители пытались получше рассмотреть ее, прижимаясь к деревянной оградке высотой по пояс, отделявшей участников процесса от публики. Слева от нее толпились журналисты, мельтеша за фигурами охранниц в голубых беретах и записывая каждую деталь ее внешнего вида в свои блокноты. От светской королевы, усыпанной драгоценностями и самоуверенностью, не осталось и следа. В возрасте почти пятидесяти лет, бледная и растрепанная, Патриция, вошедшая в зал суда в тот день, была полностью сбита с толку. Никогда еще ее не выставляли напоказ таким образом, и она была совершенно не готова к тому, с чем ей пришлось столкнуться. Ее короткие спутанные темные волосы обрамляли лицо, опухшее от лекарств. Она посмотрела на свои руки, избегая пристальных взглядов окружающих, и наматывала на правое запястье бледно-зеленые четки, подаренные ей популярным священником-целителем монсиньором Милиньо. На правой руке были синие пластиковые часы «Свотч». Хотя ее гардероб на Корсо Венеция был переполнен дизайнерскими костюмами и полками с подходящими сумками и туфлями, в то утро Патриция была одета в простые синие хлопковые брюки, рубашку-поло и хлопковый свитер в бело-голубую полоску, обернутый вокруг ее плеч. Всегда осознавая свой миниатюрный рост, на своих крошечных ножках она носила заостренные белые кожаные туфли 34-го размера на десятисантиметровом каблуке.

Снаружи перед зданием суда гудели моторами фургоны телеканалов, готовые к прямой трансляции. Огромное здание, облицованное белым мрамором с надписью IVSTITIA («Юстиция») на фасаде, было спроектировано Марчелло Пьячентини, ведущим архитектором во времена Муссолини. Церкви, сады и два монастыря были снесены, чтобы построить здание суда, которое занимало целый городской квартал в восточной части Милана. Каждый день толпы людей стягивались к зданию суда, парковали велосипеды, скутеры и автомобили и поднимались по бетонным ступеням, чтобы столкнуться с не самыми приятными аспектами жизни. Внутри километры коридоров огибали главное фойе, колонны которого достигали высоты нескольких этажей. Оттуда извилистые коридоры расходились, соединяя около 65 залов судебных заседаний и 1200 кабинетов этого лабиринта в стиле Кафки. Прямо за зданием суда стояла базилика Санта-Мария-делла-Паче, где Маурицио обвенчался с Патрицией 26 лет назад.

За несколько недель до суда итальянские газеты и телеканалы начали штамповать яркие анонсы предстоящей схватки между «черной вдовой», как они называли Патрицию, и «черной ведьмой», как они называли Пину, несмотря на протесты Ориммы, заявлявшей, что у нее не было сверхъестественных способностей. В марте, за два месяца до начала суда, Пина нарушила пятнадцатимесячное молчание и сделала признание. Она сказала, что Патриция отправила в ее камеру записку через другого заключенного, предлагая «заполнить ее камеру золотом», если она возьмет на себя всю вину в убийстве Маурицио. Обиженная и рассерженная Пина послала Патрицию к черту и попросила своего адвоката позвонить Ночерино.

– Я уже не молода, и я здесь надолго! Что толку от двух миллиардов лир [примерно 1,5 миллиона долларов], когда ты в тюрьме? – негодовала Пина, которой в марте исполнилось пятьдесят два года.