Дважды в неделю тюремные охранники проводили ее по длинному коридору, чтобы она могла позвонить домой по оранжевому телефону-автомату. Помимо библиотеки, швейной мастерской и часовни, в Сан-Витторе был парикмахерский салон, куда Патриция ходила раз в месяц. Там, с разрешения директора тюрьмы, знаменитый итальянский гуру-парикмахер Чезаре Рагацци ухаживал за волосяным имплантатом, который покрывал шрам Патриции после операции на мозге. По ночам, страдая бессонницей, она читала комиксы, чтобы заснуть. Все это время она думала о предстоящем суде.
Пина, опасаясь, что Патриция решила свалить все на нее, нарушила договор о молчании и рассказала всю грязную историю Ночерино, указав на Патрицию как на автора идеи с убийством. Признание Пины подтвердило то, что Савиони рассказал в офисе инспектора полиции Нинни в день своего ареста.
Ночерино был в восторге. Несмотря на тщетные двухлетние попытки разобраться в деле Маурицио, к моменту начала судебного процесса в мае 1998 года он собрал ошеломляющее количество улик против Патриции, набив ими 43 картонных коробки для документов. Адвокатам защиты пришлось заплатить кругленькую сумму, чтобы сделать фотокопии содержимого, а судебным секретарям неоднократно приходилось возить ящики в зал суда и обратно на металлических тележках. Помимо признаний Пины и Савиони у Ночерино были тысячи страниц стенограмм телефонных разговоров, в том числе разговоров Патриции с соучастниками, а также показания друзей, слуг, экстрасенсов и всевозможных специалистов, имевших дело с четой Гуччи. Осенью 1997 года следователи даже совершили обыск в тюремной камере Патриции, обнаружив выписку с ее банковского счета в Монте-Карло под кодовым названием
Со своего места в глубине зала суда Патриция безучастно осматривала коричневую стальную клетку – стандартную составляющую итальянских залов судебных заседаний, – которая размещалась вдоль правой стены зала с высокими потолками. Хотя в Италии обвиняемые считаются невиновными до тех пор, пока их вина не будет доказана, люди, обвиняемые в насильственных преступлениях, должны отсиживать судебные процессы в клетке. Внутри Бенедетто Черауло, обвиняемый в непосредственном совершении убийства, и Орацио Чикала, предполагаемый водитель машины для бегства, свесили руки через решетку и смотрели на море журналистов, адвокатов и любопытных зевак. Сорокашестилетний Черауло, одетый в аккуратно застегнутую рубашку и куртку, с недавно подстриженными и причесанными волосами, гордо смотрел на толпу пронзительным взглядом. Он объявил себя невиновным – и не было прямых доказательств его роли в убийстве, хотя Ночерино был уверен, что у него достаточно косвенных доказательств для вынесения обвинительного приговора, включая признание Савиони, в котором Бенедетто был назван исполнителем. Рядом с ним склонился лысеющий 59-летний Чикала, его большая куртка свисала с плеч, словно с вешалки. После двух лет в тюрьме разорившийся владелец пиццерии потерял почти 15 килограммов и большую часть своих волос. Ряд матовых окон с жалюзи над клеткой был единственным источником свежего воздуха в комнате. Черная мраморная плитка на стенах доходила до высоты примерно в 2,5 метра, уступая место грязной белой штукатурке, покрывающей остальные стены и потолок.
Патриция не хотела смотреть на Пину, которая сидела на скамейке в нескольких рядах от нее с новой красной прической и в хлопковым свитере с тигровым орнаментом. Время от времени Пина наклонялась, чтобы перешептываться со своим адвокатом Паоло Трейни, дородным улыбчивым мужчиной, который сопровождал свою речь, размахивая ярко-синими очками для чтения, что положило начало модной тенденции среди других юристов миланского суда. Ивано Савиони, швейцар отеля «Адри», с угрюмым лицом и блестящими от геля волосами, в черном костюме и розовой рубашке, бесшумно опустился на заднюю скамейку справа от Патриции в окружении конвоиров.
Раздался звонок, и голоса затихли, когда в зал суда вошел судья Ренато Людовичи Самек, сопровождаемый помощником, оба в традиционных черных мантиях и белых манишках судейского корпуса. Следом за ними вошли шесть гражданских присяжных и два заместителя в деловой одежде с церемониальной лентой через плечо, с цветами итальянского флага – белым, красным и зеленым. Все они заняли свои места на деревянной трибуне, огибающей возвышение в передней части зала. Самек сел, и присяжные заняли места по обе стороны от него и его помощника. Самек строго смотрел через очки на кончике носа, пока охранники выводили операторов и фотографов, которым было запрещено присутствовать на самом процессе.