Даже повзрослев, Маурицио все так же вскакивал с места, когда отец заходил в комнату. Его единственным бунтом против Родольфо была женитьба на Патриции, которую Родольфо все же принял, пусть и не без недовольства. Хоть он так никогда и не сблизился со своей невесткой, но видел, что она любит Маурицио и что они счастливы вместе, а Алессандра и Аллегра растут в любящей семье.
Родольфо оставил Маурицио многомиллионное наследство: поместье в Сент-Морице, квартиры в Милане и Нью-Йорке, примерно 20 миллионов долларов в швейцарских банках и половину империи Гуччи, прибыль от которой стремительно росла. Помимо всех богатств, которые по тем временам стоили в сумме больше 350 миллиардов лир (или 230 миллионов долларов), Родольфо оставил Маурицио простой, но символичный подарок: сделанный в тридцатых годах кошелек из крокодиловой кожи с монограммой Гуччи. Дед Родольфо, сам Гуччио, подарил ему этот тонкий черный кошелек. В застежку был вправлен старинный английский шиллинг – напоминание о днях работы Гуччио в отеле «Савой». Теперь пришла очередь Маурицио распоряжаться деньгами.
Взять такое дело в свои руки значило самому принимать решения: впервые в жизни Маурицио был свободен в выборе. Однако ему недоставало опыта: до этого всем за него распоряжался Родольфо. Более того, в эпоху Маурицио решения стали значительно тяжелее. То, чему учил его Альдо в Нью-Йорке, было полезно – но в другие времена. Мир при Маурицио оказался далеко не так прост. Конкуренции в торговле предметами роскоши было больше, а междоусобные войны Гуччи становились всё кровопролитнее.
– Больше всего Родольфо ошибся в том, что не проявил доверия к Маурицио раньше, – говорил советник Маурицио Жан Витторио Пилоне, когда давал интервью в своем офисе в Милане незадолго до своей смерти в мае 1999 года. – Он крепко держался за свой кошелек и не давал Маурицио и шанса самостоятельно встать на ноги.
– Случалось, что на Маурицио давили масштабы решений, которые он вынужден был принимать, – добавляла Лилиана Коломбо, ставшая верной секретаршей Маурицио. – Родольфо все и всегда делал за него.
Перед смертью Родольфо переживал, что, несмотря на все старания привить Маурицио понимание ценности и смысла денег, ему не удалось этого сделать. Хоть он и был лишен делового гения, которым был одарен Альдо, но все же сумел сколотить состояние, в которое входили и земли в Сент-Морице, и скрытые счета в швейцарском банке. Родольфо гордился тем, что всегда только клал деньги на свои счета и никогда ничего с них не снимал, но он не мог поручиться, что сын поведет себя так же. Он видел, что Маурицио способен легким движением руки растратить миллионы, что он одержим внешними признаками успеха, а не сутью дела. Кроме того, Родольфо боялся, что Маурицио погубят жестокие семейные распри.
– Маурицио был славным и чувствительным юношей, – вспоминал Пилоне. – Его отец боялся, что такой характер сделает его уязвимым.
Многие советники Родольфо рассказывали, что в последние месяцы жизни он отзывал их в сторону и просил присмотреть за Маурицио, когда его не станет, и эти просьбы не очень-то возвышали Маурицио в их глазах.
Однажды – Родольфо тогда еще активно участвовал в делах, но уже часто ездил в Верону лечиться от рака – он вызвал на разговор Алана Таттла, коллегу де Соле по «Паттон, Боггс энд Блоу» в Вашингтоне. Таттл был судебным юристом и защищал Родольфо, Альдо и компанию «Гуччи» в суде против Паоло, так что был близко знаком с семьей. Он только что вернулся из отпуска в Венецию, расположенную всего в часе езды от Вероны. Родольфо встретил Таттла в городе и пригласил пообедать вместе холодным дождливым днем. Только возвратившийся из жаркого солнечного Вашингтона, Таттл оказался не готов к такой погоде.
– Родольфо буквально отдал мне плащ, потому что у меня не было своего, – рассказывал он.
Двое пообедали в местном ресторане, а затем направились на долгую прогулку вдоль извилистых венецианских каналов. Родольфо рассказал, как годы назад именно здесь женился на Сандре Равель, и вспомнил, как по берегам каналов выстроились поздравители и забрасывали их гондолу цветами.
– Он знал, что умирает, хотя и не сказал мне об этом, – говорил Таттл. – Он вкратце рассказал мне о Маурицио и о своих беспокойствах на его счет. Он хотел, чтобы мы с Доменико де Соле позаботились о его сыне.
Закончив речь, Родольфо сел в водное такси, изящно взмахнул рукой и исчез.
– Он всю жизнь был актером, – замечал Таттл. – Вся эта сцена была прекрасно поставлена и очень трогательна.
Позже тот же монолог услышал и де Соле.
– Родольфо было страшно, – рассказывал он. – Он понимал, что у Маурицио нет чувства меры.
Поначалу Родольфо не доверял Патриции, но в итоге решил ей открыться. Сама она рассказывала, что Родольфо сказал ей так: «Когда у него появятся деньги и власть, он изменится. Ты поймешь, что твой муж стал другим человеком». Патриция ему тогда не поверила.