Дом, которого нет

Инесса, в белом платьице заранее,

пришла открытой на показ по приглашению.

С ней Вита, губы сжав надменно. Ранена

занозой в грудь. Дочерним небрежением.

Ян встретил их, предупредителен, как лорд,

ей расстелить готов всесущий натюрморт.

– Тук-тук! Не ожидал, что встретишь тьму? –

улыбка Лоры в тёмной комнате. Для Фéрзя.

Бежать собрался было тот. Увы, ему

не дали скорость пули предки. – Смерть я

твоя, – над ним склонилась, скорченным, она, –

молись, чтоб смог покинуть ты планету сна.

Сестру мою собрался обижать?

Моего бога счёл на выбор неспособным?

Ну-ну. Да, кислота. Зачем дрожать?

Покончил ты с собой, её сняв с полки.

Не заживо, не бейся так, разъест.

Идёшь в зал зрительный теперь. Там много мест. –

Короткий метр: мужчина ходит между

людей, не понимая, что скончался.

И слушает, что говорят о нём. Конечно,

он недоволен оченно остался.

Все разное болтали. Но никто

не догадался с глаза снять пальто.

Эксперименты с химикатами Ферзя

его оставили в полу совсем без формы.

А Регентша так напилась, что вовсе яд

не ощутила в дне стакана. Иллюзорной

ей стала смерть. Ему же – чистой очень.

Кому-то ближе день, иным же ночи.

Инь, профиль Яна видела когда,

сопоставляла справа тот и слева.

Размытость или чёткость, свыше дар

и навык от трудов… Из моря к небу,

включая землю, всё ей было свято.

Умилен вид гляделками объятых.

Мораль сей басни выводить не буду.

Она выводится, как многое, сама.

Согнётся время в позах Камасутры,

когда за ним не гнаться. И весьма

удивлена я буду, коль последний

миг встречу, призрак, не совсем бесследной.

Часть XX. Кому умирать, кому танцевать

#np The agonist – Take me to church

Вы видели влюблёнными волков?

Вот и я нет. Кроме себя однажды.

Психологичность удаётся мне легко,

но всё потом, не там, где дёрнуть страшно

раз лишний нерв, чтоб бабочкиных крыл

тот дёргательный акт не погубил.

Мечту живьём встречая, убегай.

Конечно, если можешь… нет, не можешь.

Она разрушится. Она… а ты – страдай.

Раз встретил, не держи. Лишь осторожно

гляди (руки назад), почти что не дыша.

Не дастся плотному, но чудо хороша.

В устах у Лоры "материалист"

приравнено к ругательному слову.

Хотя оттенок жалости в нём был.

Обозначался человек им бестолковый,

ужасно ограниченный, пристрастный,

и оттого уж глубоко несчастный.

Ян сциентизма не держался точно.

Наукой увлекался, увлечён же не был.

Затейливые пятна, кляксы, точки

в речах у спутницы – воспринимал как небыль.

Они все, разом, собрались в лице Инессы.

Открылся смысл ему мистерий леса.

Слова про рощу золотую, о венках и

возможности пройти свою же смерть

(которыми сестра её бросалась),

как из берлоги по весне медведь,

восстали, чтоб кружить. В глазах – фосфены.

Жмурься, не жмурься, жив ты, несомненно.

Бывает, муза обовьётся, и сидит.

Пиши хоть мусором за баками, ей похеру.

Ты для неё, как секретарь, не жри, не спи,

забудь о том, что личность ещё, вроде, ты,

через тебя транслирует она

невидимое – в видимый мир сна.

С любовным всплеском то же самое примерно.

Вся разница, что не по вертикали.

Горизонтально шпарит, пробивая стены,

всё фокусируя в другом. Хранитель далей

и концентрат святого, обнажён,

вот – человек, в которого влюблён.

Сказать, что Пауку то не понравилось,

значит о его чувствах промолчать.

Ферзь пал. По всем фронтам бросала Кобра шаг…

Её убить хотел за смертную печать,

но ей самой едва ли повредил бы.

Он знал: дробленье в нём происходило.

Сошествие богов на нашу землю

сопровождается всегда их отрицанием.

Нам безразлично, что из них был первый,

который все обличия вобрал потом.

«Раз подтвердил я это амплуа,

знать, истинно оно… или она».

Хотел Инессу видеть он и слышать

всё время, но с ней время жало тормоз.

Тогда как Лора тем, что просто дышит,

движение демонстрировала, скорость.

Он выгребал себя из чувств усильем воли.

Он выбирал для райских встреч часы вне роли.

Живущая так, словно мир есть рай,

юродивой казалась (странной птицей)

двуглазка. «Зло почуял – сострадай».

И, начисто лишённая амбиций,

ходила меж людей, вся им навстречу,

как будто, понимая, чуть, но лечит.

Снег полежал и слез. Газон остался.

Зимы у моря толком не бывает.

Ян Инь катал в места, где не раздастся

случайно выстрел. Ею, как мистралем,

ожоги овевало, что внутри него.

За "как" вдруг появилось "для чего".

Минули праздники. Каждый чего-то ждал.

Приехала Алиса, мать закапывать.

Ни дела, ни её не возбуждал

город, где жить – равно жизнь зарабатывать.

За панихидой, после, парой с Яном

финансы обсудила дочь Царя и

рванула в универ. Запомнил он её

в слезах, ничтожно маленькой, усталой.

Она не "отпустила вверх", нет. Гроб

в себе забила матери, отцу вслед.

Вот уж кому мог аплодировать Альбéр:

в абсурд плевала, презирая сонмы вер.

Копилась желчь в ней. Ян это приметил.

Я восхищаться им могу уж потому,

что взгляд диаметральный сохранил тот.

Возможно, Лора в этом помогла ему.

Обычно человек лишается вопросов,

встретив того, кто свыше ему послан.

Стандартная система взора в мир:

я – точка, ближний круг – моя семья

(не обязательно по крови), и круги

друзей, знакомых, дальше… до всея

света, слепою остающегося зоной.