Дом лжи

– Принял бы, когда он обобрал ее дочиста и смылся, а ее бросил в грязи и в нищете, чуть ли не в сточной канаве. Я вернул бы ее, я помог бы ей снова стать собой, и мы могли бы… я точно знаю…

– Да, Адам, да. Здесь нет твоей вины.

Кажется, ему становится чуть легче. Адаму не с кем поговорить об этом, о своей вине. Он не из тех, кто будет исповедаться перед кем-то в ассоциации переживших самоубийство, не пойдет к психотерапевту. Все это не для таких парней, как Адам.

Вот мне было с кем поговорить. У меня был Саймон. Саймон слушал. Он слушал все, что сыпалось у меня с языка. Слушал мои признания в том, что я, оказывается, очень любила сестру, но поняла это только после ее смерти, и в том, как я люблю ее дочек. И он не осуждал меня, когда я объяснила ему, зачем переехала в Чикаго, – я наняла частного сыщика, который выследил Ника, и решила ждать, когда тот снова вернется в Чикаго, чтобы убить его там.

Правда, Саймон пытался отговорить меня от убийства. Говорил, что оно ничего не изменит. Убеждал меня, что теперь, когда я очистилась, вернулась к трезвой жизни, мне нужно сосредоточиться на ней, стараться проводить больше времени с девочками. Он даже предлагал мне выйти за него замуж, мечтал о времени, когда у нас будут свои дети. И не отказался от меня, когда я сказала ему твердое «нет». Говорил, что я должна смотреть в будущее и идти вперед. Как сделал он после той истории с Лорен. Он просто повернулся к ней спиной и пошел вперед, в будущее. Вот и я должна была поступить так с Ником.

Но когда я сказала ему, что не могу поступить так, не могу допустить, чтобы Нику все сошло с рук, Саймон не осуждал меня. Он даже помог мне собрать вещи и перебраться в Делаван, чтобы, когда настанет время, никто не мог связать меня и Ника или меня и Чикаго.

Я была готова действовать. И ждала лета. Летом я собиралась нагрянуть в Чикаго, встретить Ника в каком-нибудь баре и сделать так, чтобы он снял меня и привел к себе домой. Если б этот план не сработал, я придумала бы другой.

И вдруг в мае Саймон встретил на улице Лорен, и мой простой план перерезать чудовищу горло вырос в замысловатую конструкцию, воплощение которой в реальность должно было принести покой нам обоим.

И что же, мы получили покой? Я, по крайней мере?

– Адам, – говорю я тихо, – Мейси очень хочет показать тебе свои проколотые ушки. Не забывай, у тебя есть две чудные дочери.

– Да, да, я знаю, – говорит он, вытирает лицо, успокаивается. – Ничего. Все как-то так навалилось – но ничего… Я в порядке. Извини.

– Не стоит извиняться.

– А хочешь, я признаюсь тебе кое в чем? – спрашивает он вдруг. – Причем заметь, только тебе, и никому больше.

– Валяй.

Он снова делает глубокий вдох и смотрит на меня.

– Мне жалко, что я сам его не убил. Честное слово.

Я просовываю руку ему под локоть, и мы вместе идем к дому, где нас уже заждалась Мейси, нетерпеливо подпрыгивая на пороге.

– Да, мне это знакомо, – говорю я.

103. Саймон

В десять утра следующего понедельника наступает время звонка. Я не помню, кто должен звонить кому – я ему или он мне, – но ровно в десять утра он звонит мне сам.

– Деннис, – говорю я.

– Саймон. Как дела?

– Еще чуть лучше, и им бы пришлось меня задержать, – отвечаю я.

– Жалко, что я не могу сказать того же самого. Нам будет тебя не хватать.

– Ценю. Я ценю все, что ты сделал для меня, Деннис. Честно.

– Обращайся. Итак, пройдемся еще раз по распоряжениям?

– Да, пожалуйста.

– О’кей, – говорит он. – Пять миллионов долларов Американской ассоциации изучения инсульта.

– Верно.

– Пять миллионов Национальной линии по предотвращению суицида.

– Да.

– Пять миллионов Национальному центру по борьбе с насилием в семье, изучению травм и психического здоровья.

– Правильно.

– Пять миллионов Национальной линии безопасности для беглецов.

– Да.

– О’кей, – повторяет он. – Ну и еще тот миллион, который ты снял пару месяцев назад.

Верно. Но он нужен мне для другого.

– Итого, – продолжает Деннис, – остается еще пара сотен тысяч сверху. Ты можешь оставить эти деньги у нас, а можешь перевести в акции.

– Разделите эту сумму поровну и добавьте к тем миллионам, которые мы даем каждой группе.

– Ты не хочешь оставить хотя бы немного себе, Саймон?

Нет. Мне не нужно ни цента из этих денег.

104. Саймон

– Благодарю вас, профессор Саутерн. Профессор Добиас, вам слово, прошу.

Профессорско-преподавательский состав юридической школы Чикагского университета, почти сто человек, расположился в удобных кожаных креслах, расставленных полукругом в одном из великолепных пространств нашей школы, зале, который, как многие другие, носит имя очередного щедрого дарителя.

Я стою перед собравшимися, готовясь воспользоваться единственной предоставленной мне возможностью выступить устно. Кстати, сегодня на мне костюм и галстук.