Дом лжи

Разумеется, я не посвящен во все тайные механизмы работы полиции Сент-Луиса, но уверен, что и там полицейские испытывают точно такое же давление, как их коллеги здесь, в Грейс-Виллидж. Тот, за кем там числилось это старое нераскрытое дело, наверняка получил по внутренним каналам информацию о том, что на бутылке, найденной на месте убийства, отпечатки Лорен, на одном из стаканов – ее ДНК и как раз в мае 2010-го она ненадолго приезжала в Штаты. Дело было признано раскрытым и сдано в архив. Что было совсем легко, ведь обвиняемая уже мертва, допросить ее нельзя, и никаких свидетельств своей невиновности она предъявить не может.

– Слабое, должно быть, утешение, быть оправданным двенадцать лет спустя, – говорит она.

Можно и так сказать. Хотя повесить на меня то убийство в Сент-Луисе они смогли бы, только получив информацию о том, что я говорил своему мозгоправу в то утро, но на это им не хватило прав. (Кстати, я действительно признался тогда ей во всем – глупейшая ошибка, которую я не повторю больше никогда.)

Хотя утешение – это вообще не то слово, которое подходит к моему случаю. Я не могу сказать, что я счастлив из-за того, что сделал. Но и что несчастлив, тоже не скажу. Если рассматривать мои действия с точки зрения любого закона – морального или уголовного, – то я, конечно, виновен. Но я провожу аналогии с законом военного времени. Лорен и мой отец объявили войну моей матери и мне. Они убили ее, а я в ответ убил их. Солдат ведь не судят за то, что они убивают других солдат. Солдаты подлежат судебной ответственности только за убийство невиновных. А Лорен и мой отец были кем угодно, но только не невиновными. Вот почему я не жду одобрения своих действий, но и осуждения тоже не приемлю.

Знал ли я, что полицейские из отделения в Грейс-Виллидж снимут отпечатки пальцев Лорен и возьмут образцы ее ДНК? Конечно, они всегда так делают, главным образом для того, чтобы отделить отпечатки и биологический материал жертвы от отпечатков и биологического материала возможного преступника. Знал ли я, что они проверят эту информацию по базам данных ФБР? Разумеется – стандартный полицейский протокол. Знал ли я, что отпечатки и ДНК Лорен совпадут с отпечатками и ДНК с места убийства моего отца в Сент-Луисе? Надеялся. Я ведь не знал наверняка, что на той бутылке и стаканах были отпечатки и ДНК именно Лорен. Но надежда, как говорится, умирает последней.

Рассчитал ли я все так, чтобы полиция Сент-Луиса получила новую информацию по старому делу и сочла его закрытым именно теперь, за несколько недель до выборов на профессорскую должность и того дня, когда я буду стоять здесь и отвечать на вопросы?

Ну, скажем так: обстоятельства сложились наилучшим возможным для меня образом.

– Я рад, что теперь это дело осталось позади, – твердо говорю я, глядя прямо на декана Комстока.

105. Саймон

Лесной заповедник за Берлингтоном, в штате Висконсин, где Вики прятала свой другой предоплаченный мобильник, с которого общалась со мной в дни после Хэллоуина, подходит для встречи не хуже, чем любое другое место. Я приезжаю первым – мне дальше ехать, и я не люблю заставлять себя ждать. Да и привычка оказываться на условленном месте с точностью до минуты, которая выработалась у нас с Вики за прошлые лето и осень, стала настолько крепкой, что, наверное, уже отпечаталась в моей ДНК.

Хотя теперь так перестраховываться уже, видимо, незачем. На следующий день после того, как Джейн Бёрк приходила ко мне с бутылкой, на которой нашли отпечатки Лорен, полицейское отделение Грейс-Виллидж сделало официальное заявление об окончании расследования убийства Лорен Бетанкур. Ник Караччи, также известный под именем Кристиан Ньюсом, убил ее в припадке ревности, а потом покончил с собой – видимо, раскаялся. Я видел по местному каналу полицейскую пресс-конференцию: Джейн Бёрк стояла за спиной у шефа, а вид у нее был до того «счастливый», как будто у нее вдруг обострился геморрой.

…Когда на тропинке показывается Вики, начинается небольшой снегопад. Снежинки падают на ее новое шерстяное пальто и шапочку в тон.

Интересно, как она подойдет ко мне – распахнет руки для объятий или, наоборот, засунет поглубже в карманы и будет сохранять дистанцию? Для нас обоих не секрет, что мы по-разному оцениваем наши с ней отношения, от которых я хочу значительно больше, чем она. Вот почему в те месяцы, когда мы вели себя как заговорщики, мы пережили немало неловких моментов. Осуществить задуманное было нелегко. Нам бывало страшно, мы испытывали напряжение. И невольно искали защиты и утешения друг у друга – короткие объятия, невинный поцелуй, легкое касание на ходу.