Читаем Дом между небом и землёй полностью

Я спал и очень хорошо помню то, что я видел. Как будто бы наяву. Сначала я снова очутился на старом заброшенном заводе — перед зданием с деревцем на крыше. На крыше, рядом с ним появилась та девушка с книгой, которую я встречал днём. Она позвала меня и я, не думая совершенно, что это хоть сколько-нибудь необычно, взлетел туда — на крышу. И только подумал, что это ведь так так просто, и я прекрасно понимаю, как летать. Так почему же я не делал этого раньше?.. Я оказался рядом с девушкой и ясно понимал, почему-то, что это Аля и ни кто иной. Хотя выглядит она совсем иначе — точно та девушка, что была на заброшенном заводе. У них и рост разный и комплекция — Аля немного выше и стройней. Да и вообще более привлекательна, если объективно оценивать. Да и волосы у них разного цвета — у Али намного светлей. Кстати про рост… Так не смотря на то что Аля, наверное, и повыше будет, сейчас я понял, во сне, что рядом с девушкой с завода ты чувствуешь себя как рядом с какой-то… Громилой немножко. Она какая-то слишком большая и неуклюжая, кажется. И кажется она во сне меня очень стеснялась. Почти как и при встрече в реальности. А вот Аля — она говорит открыто и радостно в основном — так, словно мы много лет знакомы. И что странно — хотя она и выше, но кажется гораздо более миниатюрной и… грациозной даже что-ли?.. чем та незнакомая девушка. Это я уже обдумал после. Просто теперь сразу делюсь своими мыслями. А во сне я был полностью уверен в том, что та девушка на крыше это Аля и никакого диссонанса у меня не возникало. Мы с ней прошлись по крыше и она указала мне на несколько дверей, которые ведут в дом, спрашивая, куда я хочу пойти. Странно, но хотя сам дом и был под нами, здесь было немало дверей, которые вели вбок и даже вверх. Но во сне это мне тоже не показалось странным. И я выбрал зачем-то ту дверь, что вела вниз — в какой-то подвал. Хотя подвалом это не может быть, ведь это была крыша. А с крыши никогда нельзя попасть прямо в подвал. Я зашёл… Вернее спустился. Здесь было темно-сине и очень холодно. Я весь сжался и не решился идти дальше в темноту. Аля-девушка спустилась за мной с той гирляндой в руках, которую я видел на чердаке. Гирлянда ответила пространство. И вдали, уже у самой стены я увидел коробку, тщательно, тщательно замотанную скотчем и бумагой, коробку которая, вообще-то, лежала за кучей других коробок, но я её почему-то ясно видел. И ясно видел, что у неё внутри. Там была Таня — моя Таня. Она посмотрела на меня и от этого взгляда мне почему-то стало больно… Невыносимо больно. Я чуть не закричал и хотел выбежать обратно, в дверь, но здесь была гирлянда в руках у Али-девушки и мне показалось, что она с чем-то перекликается там, в коробке. Мне почудилось, что будто гирлянда у Али и что-то то, там где Таня, словно играют между собою в мяч — перекидывая свет друг другу. Мне сильно захотелось посмотреть и я не стал выбегать. Моя Таня холодно ухмыльнулась и я увидел у неё в руках дверь — маленькую дверь, которая светилась ярким светом. И я ощутил невероятную радость, глядя на эту дверь. Моя Таня ухмыльнулась ещё чуть сильнее и начала сжимать в руке дверцу, так, как будто бы это была жестяная банка из-под сладкой воды… Мне стало опять очень больно. Дико больно. Как будто внутри меня что-то сжимали точно также. Я бросился к ней, к моей Тане, разбросал все коробки, что были на пути, кричал ей, чтобы она прекратила, но она всё сминала и сминала мою маленькую дверь… Пока наконец я не добежал до неё и не стал втискиваться в эту крошечную дверь, которая была уже меньше ладони, да ещё и с заострёнными краями-складками, которые залазили в дверной проем от того что Таня его уж почти смяла совсем. И это было ещё в сто раз больнее. Так больно, что мне показалось даже, что я скоро умру. Но я продолжал лезть в дверь и расталкивать складки руками… А они впивались мне в плечи и локти как раскаленное острое железо и… И вдруг всё заполнил свет, который шёл из двери. И я услышал голос:

— Всё хорошо!.. Просыпайтесь!

Тогда я открыл глаза и увидел около дверей "детской" испуганную Алю с большими круглыми глазами в ночном колпачке и пижаме.

— Вы просто так кричали, что я уж решила зайти — вдруг что случилось? У Вас всё хорошо?..

— Да, да. Это просто кошмары навалились… Видимо. Простите что разбудил.

— Да ничего. Я ещё и не спала — у меня так всегда: ляжешь спать и сразу тебе хочется думать обо всём, обо всём!.. Даже и о чём давно не думалось. Ну и помолиться иногда в это время хорошо. В основном об остальных. Не знаю, почему я так часто вспоминаю об этом именно ночью… Но возможно это нужно. Возможно что когда ты в тёмную ночь усиленно просить свете, так света для людей, и правда, хоть где-то станет больше. Вы как раз вырвали меня из дела, когда я запускала голубей домой. Я их отпускаю полетать иногда по ночному воздуху… Так что ничего, Вы меня не разбудили. Вот, выпейте немножко теплого молока, чтобы спокойнее уснуть. И я Вам оставлю ночник. Хотя тут и без него светло… Но лишний свет никогда не помешает. Возможно будете спать спокойнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царь-девица
Царь-девица

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В данной книге представлен роман «Царь-девица», посвященный трагическим событиям, происходившим в Москве в период восшествия на престол Петра I: смуты, стрелецкие бунты, борьба за власть между членами царской семьи и их родственниками. Конец XVII века вновь потряс Россию: совершился раскол. Страшная борьба развернулась между приверженцами Никона и Аввакума. В центре повествования — царевна Софья, сестра Петра Великого, которая сыграла видную роль в борьбе за русский престол в конце XVII века.О многих интересных фактах из жизни царевны увлекательно повествует роман «Царь-девица».

Всеволод Сергеевич Соловьев , Марина Ивановна Цветаева , Марина Цветаева

Приключения / Сказки народов мира / Поэзия / Проза / Историческая проза
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Классическая проза / Русская классическая проза / Сказки народов мира / Проза