Дом на Баумановской

– Это ничего, врач сказал, будет небольшая температура, – ответила Ася слабым голосом, изо всех сил делая вид, что ничего особенного не случилось.

– Не должно! Если удалось полностью устранить последствия травмы, воспаления и лихорадки быть не должно.

– Небольшая же, – возразила она с улыбкой: губы дрожат, веки тяжелые, кожа бескровная. – Не обижайся, но твои пациенты никогда не температурят, ты ничего в лихорадках не понимаешь.

Грених невольно вспомнил, как забрел в морг, и слова Аси не обидели его, а напугали.

– Костя, я должна тебе кое-что рассказать. Вчера… все завертелось каруселью. Темно, столько лиц, этот уличный воришка… Сегодня еле проснулась… а потом вспомнила, что ночью меня еще успели и прооперировать. В голове такой сумбур, события перемешались. И мне кажется, что сначала меня прооперировали, а потом ударили… Мне поначалу не было так больно, а теперь внутри точно кто раскаленной кочергой ворочает и пить ужасно хочется, но мне не дают.

Грених слушал ее с тревогой, все сильнее стискивая пальцы. Поднялся, как только она замолчала, и со словами «схожу, поговорю с врачом» уже шагнул было от койки, но она удержала.

– Подожди. Я не договорила. Управдом Сацук… вчера это был он… я совсем замучила его вопросами… какой-то он уклончивый… ведь это он вызывал агента угрозыска Баранова, когда в доме беспорядки начинались… и всегда почему-то его одного… Почему именно его? И почему он был в тот день у театра? Такие по театрам не ходят. Таким искусство скучно… Он поднял сумку и протянул мне. Его, наверное, сзади толкнули… или мне показалось. Но он упал на меня, и что-то острое вонзилось в живот… я начала задыхаться…

Она замолчала, притомившись. Грених опять присел на край постели, глядя на нее с недоумением.

– Сацук? Управдом? Это точно он был вчера?

– Точно он.

– И ударил он?

– Я не знаю… Я не хочу на него наговаривать. Он человек… несчастливый, у него травма. Но все же… вы бы взяли и его отпечатки пальцев, чтобы сравнить с тем, который нашли в Колиной квартире.

Грених помолчал минуту, обдумывая ее слова.

– Ты горишь, мне это не нравится. Я должен сказать врачу, – он поднялся и быстрым шагом, чтобы Ася не успела его остановить, вышел.

Обнаружив вчерашнего хирурга за обходом в соседней палате, он с излишней тревогой, с нервной резкостью рассказал ему о горячих руках и слишком ярком румянце жены. Врач посмотрел на Грениха с усталым недовольством и прошел в палату Аси. Константину Федоровичу казалось, что хирург был недоумком и с первого раза до него не дошло, что начинается гнойный перитонит и надо что-то делать! Поэтому он повторил это еще раз, а хирург еще раз терпеливо выслушал, заверив, что никакого гнойного перитонита нет, все страхи напрасны, пациентка под контролем. Сказал это противным однотонным голосом и повернул к двери. Грених дернул за ним в коридор. Как можно быть таким идиотом! Насилу удержался, чтобы не схватить за грудки, не припереть к стене, уже сжимал и разжимал кулаки, следуя за ним, как сомнамбула. Врач неумолимо удалялся. Не зная, что предпринять, Грених сердито крикнул, что, если жар не спадет к вечеру, он будет требовать другого доктора.

Тот бросил за плечо равнодушный взгляд и исчез за дверью. Эту фразу хирург слышал по сто раз на дню от взволнованных родных и близких своих бесчисленных пациентов. Грених не был первым и не будет последним. Да, он сам точно так же равнодушно смотрел бы на истеричного посетителя, у которого была бы больна жена, мать, отец, ребенок… Делать нечего, придется довериться его спокойствию.

Остановившись посреди коридора, Грених сжал пальцами глаза. Не терять головы! Действовать, найти Сацука раньше, чем тот успеет бежать.

Возвращаться тотчас в следственную часть не стоило. Грених понимал, что у лже-Швецова в здании на Столешниковом переулке наверняка несколько человек соглядатаев, кого он втайне прикармливает. И ему сразу доложат о приходе Грениха к Фролову – это стало бы для прокурора сигналом, что Константин Федорович на сделку не пойдет. Пришлось выдумать конспиративный способ выманить Алексея, воспользовавшись телефоном в приемном покое. Нависнув над трубкой и чувствуя себя персонажем детективного романа, Грених вызвал Фролова, попросил его быть через полчаса на Чистых прудах, никому об этом не сообщать. А чтобы тот не успел опомниться, сразу дал отбой.

Погода к началу октября стояла ясная и хрустально-свежая, дождя не было несколько дней, сухая желтая листва вихрилась под ногами, пахло влажностью стоялой воды, ртутная поверхность водоема отражала бледно-голубое небо, серые здания, этажи облаков и точки-тире несущихся по нему воробьиных стаек. По дорожкам важно вышагивали вороны в черно-серых сюртуках.

Грених дважды обошел пруд кругом и уже думал, что старший следователь не придет, но тот наконец появился со стороны недавно снесенного уродливого памятника Грибоедову.