Дом на солнечной улице

В восемь лет я впервые вышла из дома в платке. У нас не было другого выбора, кроме как носить хиджаб, если мы хотели посещать школу. Женщинам на улице грозили неприятности, если они не соблюдали правила ношения хиджаба, даже если они были маленькими девочками вроде нас. Революционеры брызгали кислотой в лицо женщинам, которые не носили платки, или резали кожу на ногах бритвенными лезвиями тем, кто ехал на мотоцикле по улицам. Многих женщин арестовали и пытали в заключении, надевая им на ноги мешки с жуками – по крайней мере, так рассказывали. Исламская республика принуждала к ношению хиджаба, распространяя страх среди женщин и наказывая тех, кто не следовал новому закону. Для меня самой сложной частью было удерживать хиджаб на месте. Когда я двигалась, он скользил по волосам, как саламандра. Всю дорогу до школы мне приходилось поддергивать его вперед. Концы перекосились от постоянного затягивания узла под подбородком. На мне была бордовая форма поверх широких брюк, которые сшила мама́н, и теплое шерстяное пальто.

Мы проходили по тем же улицам, по которым гуляли с Лейлой и Сабой, когда они брали нас в кондитерскую «Пастер». Все казалось другим и одновременно тем же. Я пыталась вспомнить, как было раньше, чтобы понять разницу. Магазины вдоль улиц были те же, стены были исписаны теми же мрачными слоганами, платаны стояли голые, без листьев, а машины вокруг были тех же моделей. Но люди? Их одежда изменилась. Мужчины были обернуты в каменисто-серые пальто, женщины укутаны в кромешно-черные чадры или кирпично-коричневые туники. Еще что-то изменилось в их лицах. Когда ты проходила мимо на улице, ты не видела улыбок, смеха или счастливых глаз.

Мы прошли магазины с военной формой на улице Сепах. Там продавалась лучшая форма во всем Тегеране. Я помнила день, когда ходила в магазин «Парчам» с баба́, когда он хотел заказать новую форму для работы. Портной с круглым животом и усами измерил папины плечи, грудь, талию и бедра зеленым метром и записал цифры в маленькую книжечку, которую носил в кармане. Он пожевал огрызок карандаша и сказал:

– Я сошью форму из лучшего дышащего денима, который есть на рынке, господин.

Мне понравились знаки отличия и медали, которые висели на стенах – их разноцветные ленты, фигурки и формы, вроде держащего в правой лапе меч льва в золотой короне, с поднимающимся позади него солнцем – символ благородства и превосходства шаха.

– Мама́н, это магазин, в который мы однажды ходили с баба́, – сказала я.

Я замялась, когда мы проходили мимо витрины «Парчама», отпустила ее руку и подошла к двери магазина. Мне хотелось посмотреть, на месте ли портной с круглым животом. Мама́н подбежала и отрезала мне путь к стеклянной двери.

– Что ты делаешь? – сказала она. – Мы опаздываем.

Но она не потащила меня за руку на тротуар. Она стояла возле меня в дверях, неотрывно глядя на знаки отличия и форму в стеклянных витринах. Все мечи, львы и короны исчезли. Не было ни намека на символы шахской армии. Мар-Мар прислонила голову к кожаному пальто мама́н, и та погладила ее по белому шарфу, другой рукой прикрывая рот. Наша боль была выгравирована и обрамлена в этот горький миг. О мама́н, где мой баба́? Кто забрал его у нас? Где он потерялся в этой земле?

У младшей школы Хаджар был самый идеально квадратный двор, который только можно представить. На дальнем конце двора, напротив школьных ворот, из цементной стены выступали краны, из которых в длинный узкий желоб стекала вода. В центре был высажен круг платанов, чтобы дети могли сидеть и играть под ними, когда ветви были покрыты листьями. В тот день ручки кранов и край канавки вокруг деревьев уже припорошило снегом. Мы зашли в длинный коридор, по одной стороне которого были выходящие на улицу окна, а по другой – двери в классы. Первой комнатой был офис администрации, разделенный на две части серой стеной. На внутренней части была табличка «Кабинет директора». Нас поприветствовали и предложили стулья, а через несколько минут из кабинета директора вышла заместительница, госпожа Хамид. На ней была длинная темно-синяя туника длиной почти до галош. Черный химар покрывал ее голову и тело до талии. Она с открытым ртом уставилась на мама́н поверх круглых очков, будто это она собиралась сдавать экзамен. В кожаном пальто и с цветочным шелковым шарфиком, свободно завязанным под подбородком, мама́н напоминала фею среди собравшихся в той комнате огненных ангелов.

– Значит, Можи поступает в четвертый класс, а Мар-Мар в третий?

– Да, госпожа, – сказала мама́н.

У госпожи Хамид в руках были две папки с бумагами. Она открыла ту, на которой было мое имя.

– Вы живете на Солнечной улице?

– Да.

– У вас есть с собой документы о проживании?

Мама́н достала из сумочки сложенный лист и передала ей.

– Вот свидетельство, подписанное имамом мечети Фахрие.

Мисс Хамид бросила на бумагу быстрый взгляд и сказала:

– И как давно вы проживаете по этому адресу?

– Я жила там, Аллах, почти всю свою жизнь, до замужества. Но девочки живут со мной и моими родителями по этому адресу с тех пор, как мы вернулись из Америки.