Дом на солнечной улице

– Почему бы тебе не полистать их? Я знаю, что они на русском, но там есть картинки, и даже форма книги говорит о многом. Ты почувствуешь это.

Я кинула взгляд на Нушу, пытаясь оценить ее реакцию. Она слушала Мануха, как послушный ученик слушает своего гуру.

– Это книги о Ленине и большевистской революции. Посмотри. Нуша, почему бы тебе не принести «Манифест коммунистической партии», который ты дочитала пару дней назад? Ей может быть интересно узнать больше о причинах восстания пролетариата против буржуазии и основы коммунистической идеологии.

– Это непростая книга, – сказала Нуша.

– Да, я знаю. Книги о теориях и концепциях не такие привлекательные, как художественная проза, но как можно жить в такую эпоху и не разбираться в мотивах, лежащих в основе нашей революции?

– Эпоха… я помню, что госпожа Задие тоже использовала это слово в своей вступительной речи в начале этого года. Я всегда думала, что наша революция – исламская, – сказала я.

Манух покачал головой.

– Именно поэтому ты и должна узнавать власть пролетариата. Исламисты перехватили усилия тысяч наших искренних товарищей и намеренно назвали восстание простого народа исламским.

– Что значит «пролетариат»? – спросила я.

– Ха, отличный вопрос. Можешь начать с «Манифеста коммунистической партии», а мы потом снова здесь встретимся, когда прочитаешь пару хороших книг.

– Я дам тебе эти книги, но ты должна следить, чтобы их никто не увидел, – сказала Нуша.

– Нуша, почему бы тебе не пригласить Можи в гости через пару недель? Мне нужно уехать на свадьбу друзей.

После ухода Мануха Нуша подняла «Картины Эрмитажа» с пола и передала мне.

– Ее тоже возьми, – сказала она. – Она намного интереснее сухарей, которые предлагает нам читать Манух.

– Он всегда так говорит? – спросила я.

– Как так?

– В смысле, когда говорит, он похож на ученого.

Она рассмеялась.

– Ага, он начитанный и всегда уверен в себе. Он неплохо знает русский, французский и английский. Он похож на папу. Они оба очень напористые.

– Ты правда читаешь это все?

Она кивнула.

– Да. Важно читать и не быть невеждой, как многие другие.

Я ничего не сказала. В голове у меня роились многочисленные новые идеи, которые мне нужно было осмыслить. Я почувствовала покалывание и онемение в руках и заметила, что основания ногтей начали синеть. Меня захлестывали холод, отчуждение и подавленность.

Когда баба́ за мной приехал, снова начал идти снег. Он принес с собой сладкий аромат хлеба сангак, который купил в пекарне по соседству. Я устроилась на заднем сиденье и подняла воротник шерстяного пальто до самого носа. Снежинки засыпали лобовое стекло между быстрыми росчерками дворников. Окна покрывал конденсат, создавая сияющий ореол вокруг блестящих снаружи уличных фонарей.

– Ты хорошо провела время с подругой? – спросил баба́.

Я помнила время, когда ответила бы ему без размышлений, подробно описывая все, что случилось со мной. Но в ту мрачную ночь что-то удержало меня от того, чтобы раскрыть ему свою озадаченность. Я не хотела отвечать на его вопрос простым «да» или «нет», будто я была маленькой девочкой, возвращавшейся с дня рождения. Я никогда не слышала, чтобы мои родные с сочувствием отзывались о «Моджахедин» или «Хезб-е Туде», крупных коммунистических партиях Ирана. Что-то подсказывало, что не стоит раскрывать баба́ деталей моего разговора с Манухом.

– У них огромный дом и элегантная библиотека с кучей книг, – сказала я. – Нуша дала мне красивую книгу о картинах в Эрмитаже. Ты слышал про этот музей, баба́?

– Да, слышал. Цари раньше жили в Зимнем дворце, в котором сейчас находится музей, – сказал он. Он взглянул на меня через зеркало заднего вида и спросил: – Почему она дала тебе такую книгу?

– О, ее родители привезли книгу из Санкт-Петербурга. Мне понравились картины. Она сказала, что я могу взять ее на время и посмотреть на картины. Я могу изучать анатомию. Это полезно для уроков рисования.

– Звучит интересно, – сказал он.

Мы были на улице Вали-Аср, недалеко от дома. Баба́ ехал медленно, потому что талый снег уже замерз на асфальте, и свежий снег скрыл грязный мерзлый лед. Он был сосредоточен на дороге, стараясь не скользить по черному льду.

– Что ж, я рад, что тебе понравилось.

Я тоже была рада – что шел снег и он не мог вытянуть из меня больше. Сильнее, чем когда-либо, мне хотелось остаться одной. В голове у меня были идеи материализма, картина поцелуя на моей щеке и рюкзак с книгами, о которых я никому не могла рассказать.

Тростниковые камышовки Басры