Дом на Уотч-Хилл

Я улыбнулась этому воспоминанию, глядя в окно на проплывающий мимо пейзаж. Луизиана представляла собой субтропическую роскошь деревьев и цветов, которых я прежде никогда не видела. Изобилие зелени было пиром для моих оголодавших от зимы глаз. Погода стояла солнечная, небо было безоблачным, температура держалась на уровне около +24 градусов. Я надеялась, что в местном отеле, где поселил меня мистер Бальфур, имелся бассейн, и что перед возвращением в Новый Орлеан для перелёта обратно я смогу позавтракать под открытым небом и понежиться на солнышке, прежде чем вернусь в город, где единственными цветами, украшавшими унылый ландшафт, были апатичные нарциссы, уверенные в очередном губительном заморозке и вкладывающие весьма скудные усилия в свои бледные бутоны. В южных штатах листва взрывалась бесстыжей дерзостью, экзотичная и дикая, тогда как я, чувствуя себя совсем как те хилые среднезападные нарциссы, завтра сникну к дому, к той же холодной местности, которую я покинула, с тем же глубинным холодом в моём сердце. На мгновение я вообразила жизнь здесь — никогда больше не придётся кидать лопатой снег, никогда не придётся отмораживать машину, дрожа во мраке раннего утра, никогда не придётся смотреть, как мир вокруг меня на шесть долгих месяцев становится бесцветным и холодным, пока неумолимая серость неба не станет столь схожей с дорогами, что я могла бы уехать в горизонт и даже не осознать, что оторвалась от земли. Затем я вздохнула. Я не могла позволить себе переезд. Я настолько увязла в долгах, что мечты не вписывались в мой бюджет.

Когда мы миновали дорожный знак, сообщавший, что мы въезжаем в Дивинити, я села прямо, обнимая свою сумку, и меня охватило внезапное напряжение и дурное предчувствие, которое я списала на неизвестность встречи, которая мне предстояла. Я гадала, действительно ли у меня есть родственники, или же последняя умерла недавно, или же кто-то остался, и я могу обрести здесь семью. Странно быть такой одинокой, и я не могла уложить это в голове. Я чувствовала осознание этого где-то вдалеке — «У тебя, Зо Грей, нет родни во всём мире» — но оно бесцельно дрейфовало за циклоном горя.

Мистер Грэхем не преувеличивал. Дивинити оказался самым красивым городом, что я видела. Улицы безупречные, дома вековой давности в идеальном состоянии за заборами из кованого железа, их яркие викторианские фасады покрашены в исторические оттенки, некоторые с рифлёными колоннами, другие с замысловатыми романтическими башенками и кружевными занавесками, трепещущими на послеобеденном бризе. Почти у всех имелись гостеприимные крылечки и газоны, изобилующие бугенвиллеями, лагерстрёмиями и магнолиями.

Когда мы въехали в общественные части города — один квартал парка с трёх сторон окружался магазинами, имел в центре фонтан и лавочки, примостившиеся среди зелени, ограждённой боярышником — я показала на необычное здание, напоминавшее старинный театр, модернизированный ярким лазурно-хромированным фасадом.

— Что это?

— «Госсамер». Популярный среди молодежи клуб, живая музыка и всё такое. Есть ещё «Тени» на южной стороне города, там собирается более взрослая аудитория.

(Название клуба «Госсамер» можно перевести как нечто лёгкое, невесомое, а также именно те паутинки, которые осенью летают в воздухе, — прим)

Мы проезжали десятки колоритных заведений, ресторан, банк, ретро-пиццерию, почтовое отделение и местный спортзал, две кофейни, три бара. Затем мы свернули с главной улицы, по лабиринту мощёных аллей выехали на другую крупную дорогу и повернули на круговую подъездную дорожку перед юридической фирмой «Бальфур и Бэрд», которая занимала статный колониальный дом со входом, обрамлённым высокими белыми колоннами.

— Вы знаете, где я остановлюсь на эту ночь?

Не с Келланом. Больше никогда не с ним. Мои нерушимые правила чрезвычайно важны для навигации по моей жизни. Я по весомым причинам начала устанавливать их смолоду.

Мистер Грэхем вышел из машины и открыл мою дверцу.

— Полагаю, это вам сообщит мистер Бальфур.

Когда я вышла из машины, знойный ветерок взметнул мои волосы, и шею сзади пронзил внезапный холодок, проникший до самой кости. Мой позвоночник содрогнулся ожесточённой дрожью, будто сквозняк принёс с собой скрытый ледяной дротик.

Позднее я пойму, что начала чувствовать Дом на Уотч-хилл задолго до того, как увидела его, в момент, когда мы пересекли неосязаемые, но столь тщательно охраняемые границы Дивинити — холодное, тревожное жжение в моей крови. Когда я вышла из машины, мы оказались намного ближе друг к другу. Просто я не поняла, что происходит.

Некоторые вещи никогда не должны пробуждаться. Джоанна Грей это знала.

Дом трёх столетий секретов, крови и лжи, этот особняк на холме был тёмным, дремлющим зверем.

«Приди ко мне. Узнай меня. Живи во мне».