Дом напротив

Джоэль снова перевёл взгляд на пятнадцатилетнюю девочку-подростка, которая улыбалась ему с фотографии, и подумал, что жила здесь вовсе не его мама, а та девочка; и пусть даже это один и тот же человек, между ними нет ничего общего. У девчонки не было двух детей от эгоиста, который считал себя вправе смыться, оставив её в доме, где она не хотела жить, но не имела средств, чтобы переехать.

Его мама ненавидела дом за то, что когда-то была в нём счастлива.

– Нам не обязательно об этом говорить, – сказал Джоэль и протянул ей альбом обратно, но она его не взяла.

– Нет, мы должны поговорить.

– У меня уже всё прошло. Правда.

В первый раз за эту ночь мама внимательно посмотрела на него. В её глазах застыла грусть.

– Я не об этом, – сказала она.

Джоэль покраснел.

Альбом оттягивал руки, и он положил его на каменную ступеньку. Ещё несколько часов назад он мечтал, чтобы мама перестала избегать его, но теперь ему хотелось только, чтобы она не смотрела на него таким взглядом.

– Спроси меня о чём-нибудь, – попросила она.

– О чём?

– О чём угодно.

– Что ты имеешь в виду?

– Например, спроси, не была ли я той девчонкой, о которой ты написал в своём сочинении… девочка с рисунков Джонатана.

– Что? – резко переспросил Джоэль, но Хелена поняла, что он услышал её, и не стала повторять. Только ждала, пока он придёт в себя.

– Ты и есть та самая девочка с рисунков Джонатана? – спросил он наконец.

Мамин голос не был мечтательным. Скорее, она просто констатировала факт.

– Я не знаю. Я так думаю, но точно не знаю. Я никогда их не видела. Я никогда не была в комнате Джонатана.

– Но ты была в доме?

– Много раз.

Джоэль колебался. Казалось неправильным об этом спрашивать, но ведь мама сама попросила задавать ей вопросы.

– И ты была вроде как… с Хенриком?

Она кивнула.

– Каким он был?

– Хенрик?

Он мотнул головой.

– Нет, Джонатан.

Её глаза блеснули, и она опять отвела взгляд.

– По правде говоря, я его почти не помню.

– Не помнишь?

– Нет.

– Как ты можешь не помнить Джонатана Андерссона?

– Ты так говоришь, будто это имя что-то значит.

– А разве нет?

– Теперь, возможно, и значит, но не тогда. Он был всего лишь младшим братом Хенрика и, сколько бы мы ни гнали его от себя, вечно норовил увязаться за нами.

При этом воспоминании Хелена рассмеялась. Смех вышел грустным и каким-то неловким.

– Ты, наверное, думаешь, что я чёрствая и бессердечная?

– Вроде того.

– Знаешь, что я помню из того времени?

– Что?

– Саму себя. Всё, о чём я могла думать тогда, была я сама. Я думала только о себе и жалела только саму себя.

– Почему?

– Нипочему, просто так. Остальных я считала дураками. И всё время ссорилась с мамой и папой.

– С бабушкой и дедушкой?

– Да.

– Из-за чего?

– Из-за всякой ерунды. Мне казалось, что они предъявляют ко мне просто уйму несправедливых требований. Думала, что таких занудных, скучных родителей больше ни у кого нет. Странно, но это как если бы… – она запнулась, подбирая слова. – Как если бы ты сегодня был ещё ребёнком, а назавтра все вдруг принялись смотреть на тебя, как на взрослого, и ждать, что ты будешь вести себя как взрослый, хотя ты к этому совсем ещё не готов. Новые обязанности и нелёгкие последствия.

Джоэль промолчал.

– О чём ты думаешь? – спросила Хелена.

– Ни о чём, – ответил он, но это было неправдой. Джоэль думал, что мама охотнее поговорила бы о нём самом.

Они ещё некоторое время посидели в тишине.

– Спроси меня ещё о чём-нибудь, – попросила она. – Это твой шанс. Что ты хочешь узнать?

Джоэлю не пришлось долго думать. Был только один вопрос, ответ на который он хотел знать.

– Почему Джонатан покончил с собой?

Мама быстро взглянула на него. Это было совсем не то, чего она ожидала, но она обещала отвечать настолько честно, насколько могла.

Честный ответ был:

– Не знаю.

– Но что говорили другие?

– Всё что угодно.

– Например?

Короткая пауза, пока мама собиралась с мыслями.

Потом она скороговоркой забормотала:

– Говорили, что он был душевнобольным, что он был подавлен и разбит тем, что у него совсем не было друзей, что это она вынудила его сделать это, что она сама была душевнобольной, что они оба были душевнобольными, что вся семья была такая… Знаешь, если бы ты сказал, что здесь не обошлось без маленьких зелёных человечков, то, честное слово, даже и тогда нашлись бы те, кто поверил бы в эту версию.

– А во что веришь ты?

Мама долго размышляла над ответом и наконец покачала головой.

– Единственный, кто знает правду, это сам Джонатан. Но мы его уже никогда не спросим.

Оба посмотрели на Заброшенный Дом. И вдруг мама произнесла то, что удивило Джоэля сильнее всего.

– Я позвонила Хенрику. Он приедет в выходные и заберёт её.

– Ты знала?

– Что знала?

– Что она там внутри?

– Конечно. Хенрик сказал мне, когда она опять туда переехала.

– Что значит переехала?

– Ну, кажется… недели три назад. Я не думала, что это хорошая идея, но Хенрик решил попробовать. Он сказал, что она сама хочет.