Дом окон

Я посмотрела еще раз. Все было не так, как надо. Он смотрел в сплошную темноту. Там, меж веток, где должны были виднеться силуэты сосен и далекие огни проезжающих по 32-му шоссе машин, стояла абсолютная тьма. Сначала я списала все на поздний час. Может, движение уже прекратилось, да и магазины на обочинах давно закрылись. А как же круглосуточные заправки? Нет, что-то было не так. Сквозь деревья должен был пробиваться хоть какой-то свет. Но… В пяти метрах от меня и Роджера лужайку отрезало тьмой, похожей на густую ночь. Она же и была источником холода. Рядом с ней трава была не просто покрыта инеем; она заледенела, ее сковало льдом. Линия тьмы тянулась с земли. Я запрокинула голову, но не смогла увидеть звезды в той части неба. Как будто кто-то завесил задний двор гигантской занавеской. И хотя днем я была больше напугана тем, что едва могла дышать через облепившую меня пленку, а вид нависших над домом горных вершин восхищал и подавлял, все же встреча с кромешным мраком лишала мужества. Не знаю, как ты себя чувствуешь в темноте – я имею в виду полную темноту, абсолютное отсутствие света. Может, кто-то чувствует себя в ней спокойно, но вот у меня от одной только мысли начинает колотиться сердце и бегать мурашки. Я придвинулась к Роджеру.

Не отрывая глаз от черного занавеса, он произнес:

– Вот оно.

Ответа не последовало. Но Роджер, кажется, и не ждал. Он продолжил:

– Просто невероятно, согласись?

Я ничего не смогла с собой поделать и спросила:

– Невероятно?

Он ответил не сразу, и я решила, что он меня не услышал. Я ощущала тьму, раскинувшуюся за пределами моих чувств; так чувствуется ветер от трепещущего в воздухе перышка. Какое точное сравнение с занавеской. Она была огромной, но тонкой, такой тонкой, что ее было почти не видно. И за ней что-то было… Пространство, похожее на еще одну комнату.

– Мое, – сказал Роджер.

– Что?

– Я.

– Ты – твой?

Почему логика мира снов превращает все в какой-то скетч комедийного дуэта?

– Мой.

– Ага, – сказала я. – Ты про это.

Не знаю, почему я так сказала.

– Я.

– Оно – твое, и оно – это ты.

– Где мой мальчик?

– Тед?

– Мы должны были тренировать подачи, – он замолчал. – Он больше ко мне не приходит.

Я не понимала, в какую сторону свернул этот разговор, и спросила:

– Тед?

Он повернулся ко мне. И посмотрел невидящим взглядом.

– Ты знаешь моего мальчика?

– Едва ли.

– Раньше он был таким послушным, – Роджер вздохнул. – Мы так часто проводили время вместе. А теперь все изменилось.

Он покачал головой.

– Что случилось?

– Он умер.

Повинуясь внезапному импульсу, я спросила:

– Как он умер?

– Я запер его. И, так сказать, выбросил ключ. А потом он умер.

– Он все еще заперт?

Роджер не ответил. Я отвернулась от него и заметила, что тьма, покачнувшись, придвинулась к нам, а затем отплыла на место, будто колыхнулась от ветерка. Мне показалось, что в этом движении я увидела фигуру. Не могу сказать, стояла она перед или за темной занавеской. Она была… Я отвела взгляд, и страх сковал все внутри. Это был Тед. Ошибки быть не могло.

Роджер пожал плечами.

– Должно быть, заперт. Он ничего мне не говорит. Он со мной не разговаривает.

Я бросила самый быстрый из возможных взглядов: фигура Теда обретала более четкую форму. Я хотела броситься прочь, убежать обратно в дом, но ноги меня не слушались. Стуча зубами, я начала:

– Роджер, Тед…

Внезапно Роджер закричал:

– Где он? Что ты с ним сделала? Где мой малыш? Где мой малыш? Где мой малыш?!

Я думала, что его разбудят собственные крики. Но этого не случилось. Я наклонилась к нему, схватила за плечи и хорошенько встряхнула.

– Роджер! – воскликнула я. – Проснись, Роджер, проснись. Это всего лишь сон. Это всего лишь сон!

Он продолжал кричать: «Где мой малыш?!» – а я, обняв его, продолжала повторять: «Это всего лишь сон, всего лишь сон». Он бился в конвульсиях. Я боялась, что мои барабанные перепонки не выдержат его криков, или соседи вызовут полицию. Затем, на середине крика его голос сорвался, и он обвалился в моих руках. Я все повторяла «это просто сон», как мантру, пока не услышала:

– Вероника? Что случилось? Почему мы на улице?

– Ты ходил во сне, – пробурчала я ему в грудь.

– Я… Зачем ты в меня вцепилась? Что случилось?

– Ты был очень расстроен.

– Расстроен? Из-за чего?

– Тед.

Он напрягся.

– Что случилось с Тедом?

– Это неважно.

– Что ты имеешь в виду? Что с Тедом? Почему я был расстроен?

– Роджер, – сказала я, – тебе лучше не знать.

Он взял меня за плечи и отстранился. Не отпуская рук, он сказал:

– Я хочу знать.

Я взглянула на то место, где была черная занавеска. Конечно же, она исчезла. Страх, сковавший меня, тоже исчезал – его вытеснял гнев.

– Зачем? – воскликнула я. – Чтобы ты мог всплеснуть руками, обвинить меня во лжи и убежать обратно в дом? Чтобы ты мог сказать мне, что я сама не знаю, о чем говорю? Забудь об этом, Роджер.

Я высвободилась из его хватки и пошла к крыльцу. Он догнал меня у порога.

– Вероника!

– Я иду спать, – сказала я. – Уже совсем поздно.