Дом падших ангелов

Легкий оттенок меди на веках и аккуратная карандашная подводка творят настоящие чудеса. Едва заметная синяя линия поверх черной. Тушь на ресницы. Ее секретное оружие. Помимо неотразимого очарования. Иногда трудно заставить себя. Забавно было бы просто повязать волосы косынкой, нацепить солнечные очки и бежать себе безмятежно вдоль океанского берега.

– Buenota[184], – похвалила она себя вслух, потому что и вправду себе понравилась. Говорить себе комплименты – это ее работа. Потянулась. Бицепсы еще крепкие – вот только эти дряблые «крылья» на внутренней стороне рук, повыше локтя, приводили в отчаяние.

– Хо-ро-шо, – произнесла она en ingles[185], но с раскатистым «р». Хорррошо.

Перед косметическим сеансом, разумеется, долгий душ. Простите, засухи и экономия, понимаю. Однако душ должен быть долгим и горячим. Бритва для ног, французский шампунь, кондиционер L’Occitane, изящный кусочек персиково-миндального мыла, бутылочка молочной очищающей пенки для лица. Никакого мыла на лицо! Эксфолиант и увлажняющий скраб. Она не намерена выглядеть старухой, как прочие женщины их семейства. Может, она и стареет, но приложит все силы, чтобы остальные запомнили ее как самую молодую из сестер.

В ее детстве симпатичных девочек обычно называли «манго». Она до сих пор в соку. Кому не понравится вкус свежего манго?

После душа она планировала умащения. Ла Глориоза не начинала день, не покрыв лосьоном каждый дюйм тела и не втерев тайное волшебное зелье в кожу лица и шеи. Несколько капель самых эротичных духов на секретные места. Самая страшная тайна: «Препарейшн Эйч»[186] под подбородком и на веки перед сном. Жертвоприношение во имя совершенства.

Молодые девчонки, говорят, делают эпиляцию. Эпиляция? Чокнутые девки. Ла Минни, к примеру, ходит в салон «Милая киска» в Чула-Виста. «Милая киска»! Это и правда то, о чем она подумала? Должны же быть границы. Хоть Минни и подарила ей сертификат на десятидолларовую скидку, никогда она не позволит, чтобы какая-то филиппинка лезла с воском к ее «киске».

– Eso si que no![187] – возмущенно произнесла она.

Горячая вода лилась по спине. Все болит. Никто не предупреждал в юности, что со временем вы начнете ржаветь и болеть станет в самых неожиданных местах. Бедра болят. Голова болит. Она печально вздохнула в клубах пара. Головные боли ее пугали. И боль под левой chi-chi[188]. Между ребер. Она так боялась этих мелких болей, что никому о них не говорила, даже себе с трудом признавалась. Даже Богу.

Отогнала мелькнувшую было мысль про Младшего Ангела. Приподняла грудь. Боль в ребрах слегка отпустила. Нет.

Провела ладонью по шраму внизу живота, оставшемуся после рождения сына. При мысли, что кто-то увидит ее обнаженной, она смущалась. Бедный сынок. Ее единственный сын. Она рыдала под успокаивающими струями горячей воды.

Гильермо. Ах, Гильермо. Неизвестные выстрелили в него пять раз. За что? Это произошло десять лет назад, но до сих пор каждое утро она плакала о нем, разговаривала с ним. Он – ее маленький мальчик, навсегда, и неважно, сколько лет ему было. И он мог бы выжить – он был очень сильным, ее мальчик. Он мог бы выжить. Но убийца вернулся и выстрелил прямо в его лицо, в его красивое лицо. За что, за что…

Он и Браулио умерли в одной и той же луже крови, черной в свете уличных фонарей. Взгляд Браулио застыл, устремленный в пространство, а у Гильермо на лице не было глаз. Люди фотографировали их на телефоны, снимали видео. Пальцы мальчиков почти соприкасались.

Ла Глориоза закрыла лицо ладонями и молитвенно опустилась на колени, не сдерживая рыданий.

* * *

08:30

Выйдя из душа, Младший Ангел удивился, что Мария Луиза успела сбегать за парой стаканчиков отличного кофе. И булочки принесла. Он вышел, обмотанный полотенцем, обнял ее.

– Эй, – ухмыльнулась она. – За баловство с собственной сестрой попадешь в ад.

Он сел за стол. Это была их старая шутка. С тех пор как они впервые встретились в десять лет, на пляже к югу от Тихуаны. Дон Антонио усадил его в машину в Сан-Диего и повез на юг, через границу и дальше по побережью. Был у него любимый пляж, Медио Камино, на полпути между Тихуаной и Энсенадой. Младший Ангел долгое время считал, что это их личный пляж, потому что Дон Антонио всегда называл его своим. Калифорнийские кукушки прохаживались вдоль шоссе. По берегу частенько проезжали угрюмые ковбои, иногда они соглашались покатать на своей лошади, за десять-двадцать песо.

А однажды на пляже появился Старший Ангел – с другими братьями и сестрами, со своей тетушкой. Среди них была и бледная девочка, старше и выше его. Роскошная в закрытом черном купальнике, черноволосая и длинноногая. И очень фигуристая. Младший Ангел в свои десять лет особое внимание уделял сиськам. Влюбился он сразу… пока не узнал сокрушительную новость, что эта сирена – его старшая сестра. Где они ее прятали? Вот ведь подлость какая.

Семья ржала над ним годами.