Дом пламенных клятв

Небо усеяно звездами так обильно, что серый камень горы Лоркана сияет. Единственные темные пятна – это мой отец и его брат, которые сидят бок о бок на краю эспланады, смотря вдаль, подобно юношам на пороге взрослой жизни.

Хотя мы с Лором приземляемся без единого звука, они, должно быть, нас чувствуют и оборачиваются.

Киэн встает, вытирая руки о кожаные штаны. Затем наклоняется и поднимает нечто, завернутое в фиолетовый шелк. Нет нужды спрашивать, что внутри. Он прижимает сверток к груди так, будто это сама Бронвен. Затем приближается к нам, и я невольно впиваюсь взглядом в его лицо. Насколько же иначе он выглядит без своих угольных полос! Черты лица намного мягче. Интересно, отец тоже выглядит мягче под слоем боевой раскраски?

В отличие от Киэна, Кахол к нам не подходит. Он продолжает смотреть на сверкающий океан, окружающий наше королевство. Я замечаю, как его рука поднимается к лицу и остается там на несколько мгновений.

Может, у меня и нет кровных братьев и сестер, но если бы я потеряла Сибиллу или Феба… Великий Котел, вряд ли я когда-нибудь оправилась бы. В носу начинает щипать, горло сжимается, и я бормочу себе под нос: «Будь сильной».

– Ты не передумал покидать нас, Киэн? – спрашивает моя пара.

– Нет, Морргот. Любимая ждет меня за Гранью.

От скорби у меня горит горло.

– Кахол попросил тебя подождать до завтра. Ты согласишься?

– Я не могу, Лор.

– Ты понадобишься Кахолу, если…

– Нет. – Он закрывает глаза. – Не проси меня остаться, ибо если Дея поднимется из Котла, я позавидую своему брату, а я его люблю… – У него срывается голос, слезы текут по бледным щекам. – Я люблю его слишком сильно, чтобы ставить его счастье ему в вину.

– А если моя мама не поднимется? – тихо спрашиваю я, надеясь, что мой голос не донесется до ушей отца.

– У Кахола есть ты, Фэллон.

И вновь в голове всплывает прежний вопрос: будет ли меня достаточно?

Хотя Лор не прикасается ко мне руками, струйки его дыма обвиваются вокруг моих пальцев и гладят костяшки.

– Готов освободить ее, брат?

Киэн кивает.

Внезапно голос моей пары эхом отдается в висках, произнося слова, которые на этот раз предназначены не только для меня.

– Летите, мои вороны. Проводите нашу сестру в ее последнее путешествие.

От царственного тона кровь в жилах танцует, а кожу покалывает, как будто из нее вот-вот пробьются перья. Морриган, способен ли он заставить меня перекинуться с помощью зова? Обладает ли он такой властью?

Да.

Невероятно!

Вдруг звезды начинают гаснуть, небо цвета индиго чернеет, когда ворон за вороном вылетают из Небесного Королевства.

– Лор, едва шелк спадет с моих когтей, упокой мое человеческое сердце. – Дядя кладет подушечку, наполненную прахом Бронвен, к своим ногам с таким благоговением, что у меня сердце сжимается от стыда за то, что я не смогла ее спасти.

Лор крепче сжимает мою руку. Прежде чем он скажет не винить себя, я превращаюсь в птицу и поднимаюсь ввысь к остальным. Рядом пристраивается еще один ворон. Отец.

Он касается моей щеки кончиком крыла.

Нет ничего хуже прощания.

Звук его голоса и нежная ласка ослабляют оковы, в которых трепыхалось сердце.

Как бы мне хотелось знать заклинание, способное забрать боль из твоего сердца, дайи.

Его глаза сияют, как речные каналы моего детства, а огромная грудь вибрирует от карканья, которое эхом отдается у меня между ребрами.

При всем желании быть сильной сегодня я чувствую себя замком из песка, который рухнет со следующей волной отцовской боли.

Лор взлетает последним, взмахи его крыльев настолько мощные, что кажется, будто они задевают сами звезды.

Приблизься ко мне, Фэллон.

Подобно новорожденному жеребенку, я раскачиваюсь и дергаюсь, присоединяясь к своей паре во главе процессии. Мой дорогой отец рассекает воздух прямо подо мной, явно опасаясь, как бы я не рухнула на землю.

Забавно, но, хотя он не видел мои первые шаги, он был рядом при моем первом полете; точно так же, как моя мама была рядом при моем первом плавании.

Кто несет Габриэле? – спрашиваю я Лора, наконец добравшись до него.

Ифе вызвалась развеять его прах. – Он кивает в сторону моей подруги, которая летит рядом с Киэном.

Наша процессия медленная и безмолвная, единственный шум – ветер, треплющий перья. Ни один ворон не каркает. Никто не пикирует и не хлопает крыльями. Мы все парим над Киэном и Ифе, когда они разворачивают свертки шелка, зажатые в когтях. А потом смотрим, как мерцающие останки двух фейри, чья храбрость и выдержка изменили облик нашего мира, рассеиваются над серыми скалами Монтелюче, над дикими лесами Тареспагии и сосновыми пиками Ракоччи.

Ифе первой выпускает шелковый шарф и тут же поднимается ввысь.

Отец поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня. Удостоверившись, что я в безопасности, опускается к брату.

Я задаюсь вопросом, разговаривают ли они или просто сосуществуют, разделяя на двоих это последнее мгновение.