Дом под горой

— Хорошо, доктор, — отвечал больной, но таким тоном, словно соглашается он с чем-то совсем другим, с чем-то далеким, загадочным, чего никто не понимает, кроме него самого, потому что он-то думает об этом днем и ночью.

И больной посмотрел на врача таким взглядом, который проникает в самое сердце, исследует тайные мысли и чувства.

Врач отвернулся, чтоб скрыть свое замешательство.

«Бедняга, хочет вылечить меня, да невозможно… Мазями смерть не отгонишь. Нет в твоей аптеке такой мази…» И, грустно улыбнувшись, Мате вслух добавил:

— Я и так вам благодарен, доктор, есть за что… Дай вам бог здоровья!

Доктор угадал мысли пациента, но ответа на них не дал. Потрепал его по плечу со словами:

— Славный наш Мате!

Душно ему, тяжко в комнате больного; доктор удалился поспешно и чуть ли не украдкой, как вор, озираясь, не подстерегают ли его за дверью с неотвязными вопросами…

Легче стало, когда вышел во двор. Лежит перед ним городок, залитый ранними лучами солнца, которое выпрыгнуло из-за вершин Приморской Планины. Взлетел из кустов черный дрозд, с криком кинулся в соседнюю чащу. Пахнет землей, пробуждающейся от сна, в низинах прозрачной дымкой тянется, редея, туман.

Доктор вздохнул с облегчением, и прекрасная картина осеннего утра вытеснила из его памяти другую картину — там, в доме, — картину угасания человеческой жизни.

Но стоит перед своим домом Франич, а перед соседним — Иван, братья Мате. С нетерпением поджидают доктора, хотя и смущены они тем, что, быть может, доставят ему неприятную минутку. И верно — доктор нахмурился, увидев их. Встала перед ним действительность, то есть неизбежность объяснений… Он уже прочитал вопрос по их смущенным лицам, вопрос, лишающий его покоя, и не стал ждать, пока они его выскажут. Подойдя ближе, он, качая головой, заговорил сам:

— Да, заболел наш Мате. В брюшной полости, а именно на печени, у него развилось новообразование, судя по всему, характера злокачественного. От этого — боли и затрудненность пищеварения, а в дальнейшем следует ожидать и другие страдания…

Таким тоном врач объясняет, когда не хочет пугать близких больного. А бедные мужики, с капами в руках, переминаются с ноги на ногу, словно им не стоится на месте. Глотают каждое его слово; слова его, каждое в отдельности, еще кое-как понятны, но сложи их вместе — получишь такой букет, словно доктор говорит по-испански или по-немецки, и ты не знаешь, что тебе с ними делать.

— Что же это такое, господин доктор? — осмелился спросить средний брат Франич. — Надо понимать, тяжко ему?

— Да уж тяжелее и быть не может. — Доктор даже рад, что худшее уже сказано. — То, что в нем растет, будет все увеличиваться, и мешать, и мучить. Возможно, распухнет…

— Значит, надо понимать — помрет он? — выдавил из себя Иван с ужасом на лице.

Врач беспомощно развел руками.

— И вылечить нельзя? Никак?

— Доктора лечат, Иван, — излечивает бог.

— Понял, господин доктор…

Задумались братья, потупились, привыкая к мысли, что самый младший, кость от кости их, будет вырван из семейного круга. Откуда она нагрянула, такая беда? Кто наслал ее так внезапно? Был человек, что дуб — здоровый, жизнерадостный — и вдруг налетает вихрь, выворачивает с корнями, как вековое дерево…

— Хуже всего, — угрюмо добавил врач, — что он может долго промучиться. Бедный Мате! Право, мне очень жаль его… Не знаю, случайность ли это, но как-то получается, что именно хорошим людям выпадают на долю самые тяжкие страдания, пока не смилуется над ними смерть. А в подобных случаях смерть — поистине избавление…

Услыхав такие слова из уст постороннего, из уст человека, очерствевшего от чужих страданий, братья заплакали и, придавленные горем, побрели к своим домам. Доктор крикнул еще им вслед:

— Никому об этом не говорите! Дойдет до его слуха — еще пуще мучиться будет!

Братья кивнули и, сгибаясь под новым бременем, которое навалила на них жизнь, вернулись к своим делам.

Доктор пришел домой, уже несколько успокоившись. Он сбросил с себя тяжесть, взвалил ее на плечи других. Болезнь Мате мучила его, как кошмар, давило сознание беспомощности. Но теперь он снял с себя ответственность и с некоторой долей злорадства даже подумал: «А теперь делайте, как знаете». Однако некая заноза еще осталась после тяжелых впечатлений, нахлынувших на него с утра. Супруга его тотчас это заметила, по тому, как неохотно пьет он кофе, и даже хлеб в него, по привычке, не крошит, — и заявила:

— Vita dei cani![61] Нет, сыну я не позволю изучать медицину, лучше сразу утопить! Разве это профессия, как все другие? Нет, это какой-то склад чужих несчастий…

Доктор относился к Мате уже не как врач, не как объективный ученый, смотрящий с высоты своих знаний. Что проку знать ему болезнь Мате, ее характер, развитие и течение, если он столь же бессилен против нее, как и те, кто ее не знает? Новая мазь не принесла облегчения. И поздно вечером доктору пришлось снова поспешать под Грабовик.