Дом под горой

А между тем шьора Анзуля и сегодня еще хороша, хоть и недалеко ей уже до пятидесяти. В пышной черной прическе ее лишь кое-где светится седой волосок. И око, живое черное око ее и сейчас загорается пламенем, хотя уже долгие годы не вспыхивал в нем ни огонь любви, ни улыбка нежности.

Но самых больших забот стоило шьоре Анзуле воспитание маленького Нико. И с этим, слава богу, справилась, как сумела. Совершенства, известно, нет нигде, мы, люди, — сосуд скудельный… Больше всего переживаний выпало на долю шьоры Анзули, когда встал вопрос об отправке сына в школу. Она-то хотела его отправить, да отговорила ее единственная подруга, шьора Бонина, жена Илии Зорковича.

— Побойся бога, Анзуля, что ты делаешь! — ворвалась шьора Бонина к ней в дом с самого утра. — Что люди-то скажут и в городе, и во всей провинции! Сыну Дубчича — за партой сидеть! Еще заболеет там, заразу в дом принесет, или другая беда приключится — что ты тогда станешь делать? А если помрет? Нет, ты взвесь хорошенько! К тому же, — уже тише добавила шьора Бонина, — должна ты считаться и со своим родом. Наследница Чуппанео! Подумай только!

— Преувеличиваешь, милая Бонина, — спокойно отвечала шьора Анзуля. — При чем тут род, когда мы за других вышли! Мой покойник тежацкого рода, ну и что? Я не жалею. Человек он был порядочный, да и вообще — все мы, слава богу, христиане. Эти «бедные черти» отлично знают, кто мы и кто они; сами держатся на почтительном расстоянии, так что нам не приходится держать их подальше от себя. И мне так легче: только посмеет кто мигнуть — я уже и знаю, в чем дело, свое добро отстою. Однако кое в чем ты права: Нико может там заразу подхватить. Понятно — досуг ли чужим людям о ребенке позаботиться? Правда твоя — они и доктора не позовут, так живут, по божьей милости… Мандина! — крикнула она в дверь, на пороге которой тотчас появилась Мандина, старшая служанка. — Скажи баричу, пускай не плачет. Не поедет он в школу.

В дом начал ходить учитель. А чтоб мальчику было веселей учиться, присоединили к нему и сына шьоры Бонины, Диди, сверстника Нико. Обе дамы были весьма довольны. Шьора Бонина — тоже из старинной семьи де Веллески, только ей не так посчастливилось, как подруге. Бедняга шьор Илия, хоть и помещичьего рода, далеко не мог сравниться богатством с покойным капитаном Лукой. Нередко в его доме ощущался недостаток, ибо бог наградил шьора Илию множеством детей. Часто шьора Анзуля потихоньку подсовывает подарочек подруге, с которой была неразлучна еще в монастырском пансионе.

За пять лет Нико прошел программу сельской школы и усвоил основы итальянской грамматики. Все эти годы Диди учился с ним вместе, а позднее к ним прибавилась и его сестра, маленькая Дорица. А там постепенно стали включаться и остальные дети Зорковича, переворачивавшие вверх дном весь дом и двор Дубчичей: дома-то у них не так просторно, ветхий особняк в четыре комнаты и маленький дворик тесноваты для такой оравы.

Шьора Анзуля отвезла потом Нико и Диди в город на материке, записала обоих в реальное училище. В следующем году Диди заболел и умер, а Нико закончил реальное и отслужил год в армии вольноопределяющимся. После этого он какое-то время посещал винодельческое училище, а там и домой воротился: практика в хозяйстве дает куда больше, чем всякие школы.

Нико вернулся из города на исходе третьего дня после отъезда.

— Добрый вечер, — поздоровался он с матерью.

— Добрый вечер, — ответила та.

И все. Не спрашивала, где был, что делал, отчего так долго пропадал. Каждый человек свободен и руководствуется собственным разумом. Впрочем, шьора Анзуля никогда не проявляла особой нежности к сыну, особенно с тех пор, как он вернулся домой поручиком запаса. Не раз шьора Бонина упрекала подругу:

— Никто и не скажет, что вы — мать и сын! Так странно вы относитесь друг к другу…

— Разные бывают обычаи, милая Бонина. У нас — вот такие.

— А мне они не нравятся!

— Что поделаешь, душа моя. Сперва и мне не нравилось, а потом привыкла к таким моряцким манерам. И теперь — нравится.

— Но ты — урожденная Чуппанео!

— Что из этого? Мы очутились в другом потоке… И потом — любовь заключается вовсе не в том, чтоб лизаться да сюсюкать. Мы и так любим друг друга.

— В этом не сомневаюсь.

Хоть и согласилась с подругой шьора Бонина — все же, в душе, дивится она и не одобряет такие суровые нравы.

— Вот, мама, я и вернулся, — заговорил после ужина Нико.

Мать и сын сидят на террасе при свече. Вечер теплый, тихий, небо ясно, как всегда летом.

— Что ж, добро пожаловать, — усмехнулась шьора Анзули, слегка кивнув. — Да уж и пора! А то мне скучно стало без хозяина.

— Хозяин! — улыбнулся Нико, сверкнув зубами из-под черных усиков. — Хорош хозяин! Скажи — бродяга…

— Не скажу: сами шьор Нико изволили так выразиться. Что-то он нынче великодушен!

И в глазах ее засветилась такая ласка, что ее заметила бы даже Бонина. Взгляд матери согрел Нико, внушил желание поделиться своими чувствами.

— Я сегодня так счастлив, мама, так… вознесен!