Дом под горой

С той стороны кровати раздалось подавленное рыдание. Дорица уткнулась головой в подушку отца и горестно заплакала. Илия повернулся к ней, погладил по голове:

— Ах ты, моя маленькая, ты тоже…

Он не смог продолжать. Нико потрясен, но держится. Его вдруг охватил какой-то внезапный восторг, в сердце родилось благородное решение.

— Обещаю, всем сердцем обещаю, дядя Илия, — твердым голосом ответил он. — Обещаю выполнить все — и то, что вы сказали, и то, чего не могли сказать…

Каким легким, каким простым кажется ему теперь все! Решение его твердо. В лице его, в глазах горит одушевленная готовность к любой жертве.

— И я спокойнее умру, — снова заговорил больной. — Читаю по твоим глазам, что обещал ты от сердца. Ждет тебя новая трудная задача, но бог даст тебе силы и благословение свое, ибо ты утешил умирающего.

— Ох, дядя Илия, зачем вы так говорите! Я, напротив, твердо верю и надеюсь, что вы поправитесь.

— Жизнь и смерть в руках божьих. А мы должны быть готовы в любую минуту.

Больной схватил Нико за руку, крепко сжал ее горячей рукой, — так утопающий вцепляется в соломинку. Илия и впрямь чувствует облегчение, свалилась с души тяжкая, неотвязная забота. И кажется больному, что теперь уже все в порядке, он исполнил свой долг и может умереть с чистой совестью.

А в душе Нико вихрем проносятся отзвуки того, что он сейчас перечувствовал. И охватило его ощущение, — нет, почти уверенность! — что здесь разыгралось нечто очень, очень важное, решающее. Он не может еще точнее определить, что именно, но понимает одно: его положение запуталось еще больше, и ему чем далее, тем труднее будет найти выход. Он чувствует на себе взгляд Дорицы, полный теплоты и признательности, даже восхищения, взгляд этот ласкает его душу, и разливается в душе тепло, разгорается благородное пламя добрых намерений. Словно он разом разбогател, поднялся из каких-то низов, вырос… Но стоит ему подумать о будущем, как его охватывает смятение. Что-то рухнуло в нем, какое-то здание, гордое и прекрасное, и на его месте поднялась туча пыли, тьма и хаос, за которыми невозможно ничего разглядеть. Из этого хаоса светит ему только взгляд синих глаз, преданный и восхищенный…

— Мне в самом деле намного лучше теперь, — промолвил больной. — Ты, маленькая моя, ступай-ка спать, а ко мне пришли маму. Нико тоже пойдет отдохнет.

Дорице и в голову не пришло ослушаться. Она разбудила мать, радостно взволнованная, рассказала обо всем, что произошло сейчас у постели отца.

— Слава богу! — воскликнула шьора Бонина. — Это уже добрый знак, что он говорит разумно… Дай боже, чтоб миновало все это, сохрани нас от беды!

Дорица заснула спокойным сладким сном, но и во сне слышатся ей беспрестанно прекрасные слова Нико, которыми он утешил измученного отца. Видится ей лицо Нико, озаренное пламенем благородных чувств, его взор, вливающий в ее сердце успокоение и надежду.

В последующие два дня Илия еще не раз пугал жену и дочь. Часто теряли они надежду, едва успевшую родиться и совсем еще слабую. Но однажды рассвело и для них доброе утро, и они вздохнули свободнее.

В то утро доктор очень тщательно выслушивал больного и наконец изрек:

— Поздравляю, господин Зоркович. Вы преодолели болезнь и вступили в стадию выздоровления.

— Благодарю вас за старание и внимательность, — отвечал больной с обычным для него стремлением выражаться как можно возвышеннее. — Мы боролись и одержали победу, и это ваша заслуга… Однако, честно говоря, я не чувствую никакого улучшения. Напротив, слабость словно увеличилась, и этот кашель…

— Вот именно! Это и есть признак улучшения, — заверил врач.

— Что ж, признаю, вы — человек в своей области компетентный. Вам лучше знать, что со мной. Итак, благодарю еще раз! А теперь, если позволите, я бы заснул… Правду сказать, предыдущие ночи спалось мне не лучшим образом… Если и засыпал, то все кошмары какие-то…

— И засните. Сон лучшее лекарство, — согласился врач. — А я пришлю вам новую порцию отвара, продолжайте принимать.

Шьора Бонина сияет. Она немедленно послала к Дубчичам свою вторую дочь, Цару, а доктора проводила до крыльца. И тут, не спуская с него благодарного взгляда, схватила его за обе руки, крепко сжала и забормотала что-то бессвязное и взволнованное, что должно было выразить всю ее безмерную признательность. Смущенный доктор принимает ее излияния с таким же чувством, с каким принимает упреки: с недоумением. Он полагает, что столь же мало заслуживает благодарности, как и упреков. Просто он исполняет свой долг…

— Завидую я вам, — сказал ему Нико, когда оба вышли на улицу. — То, чему мы сейчас были свидетелями, вероятно, доставляет вам огромное удовлетворение и радость.

— Да, должен признать, в нашей профессии немало утешительных моментов. Счастливее всего я бываю, когда могу объявить семье больного, что кризис миновал. Вот почему мне так нравится воспаление легких, хотя заболевание это весьма опасно. Однако случается и другое, когда ты скорее согласишься долбить киркой гранитную скалу, чем стоять над пациентом, простертым в безнадежном состоянии, и ты не в силах помочь…