Дом под номером 14 (СИ)

Она замерла и вся обледенела, механическим движением отложив в сторону книгу. Ее взгляд — взгляд, который упал на голову Драко, склоненную к ее ногам, — выражал так много всего, что мне не удалось понять и разобраться. Глаза были как будто единственным живым и реальным в ее теле, во всем ее организме.

Она молчала долго и напряженно.

Длинное, худое тело Малфоя содрогнулось, когда спустя вечность Гермиона опустила руку ему на макушку и медленно погладила по голове, перебирая пальцами пряди. Драко напрягся, но очень быстро расслабился под ее движениями, усиливая объятие. Гермиона что-то прошептала, склонив голову, как будто хотела, чтобы услышал только он — не кот, не окружающая мебель, не стены, а только Малфой.

Он молча поднял на нее свое бескровное, грустное лицо и ничего не ответил, но Гермиона почему-то улыбнулась.

***

Когда мама сказала, что к нам заглядывала соседка, я далеко не сразу поняла, кого именно она имела в виду. Впрочем, как только до меня дошло, я не удержалась и, усадив маму за стол, тщательно допросила ее, не раздумывая о том, насколько странно и подозрительно выгляжу.

Мама удивлялась, но покладисто отвечала на мои вопросы.

Она слышала, как тихонько заскрипел снег под легкими, неспешными шагами, когда кто-то приоткрыл нашу калитку и двинулся по двору к дому.

Это была Грейнджер.

Нет, мама сначала описала ее, потому как не думала, что я знаю имя незнакомки из четырнадцатого. Ох, мама, мама.

По ее словам это была симпатичная молодая женщина, но только вот отчего-то очень встревоженная и растерянная. Она неловко замялась на пороге, когда мама открыла перед ней дверь, и спросила про меня.

Мой подбородок глухо ударился о пол, когда нижняя челюсть хлопнулась вниз при этих словах.

Гермиона интересовалась мной. Она пришла, чтобы проявить вежливость и соседскую участливость.

«Мне показалось, что она была нездорова, — робко поделилась она, сразу же заручаясь поддержкой и даже некой любовью со стороны моей матери от таких слов. — Я просто хотела поинтересоваться ее самочувствием».

Мама была покорена. Конечно, она сама этого не сказала мне, но это было и так видно. Чужая женщина приходит к вам в дом и проявляет искреннюю — так уж показалось маме — заботу о вашем единственном ребенке. Кого такое не зацепит? Мама сказала, что заверила ее, что со мной все хорошо, и пригласила заходить к нам в любое время на чашечку чая или поболтать о том о сем. Это было обезоруживающе простое заявление, но по-соседски доброе, однако, мне оставалось только гадать, какой была реакция Гермионы. Особенно когда мама упомянула Драко.

Она так и пересказала мне: «В следующий раз захватите своего симпатичного молодого человека, будем рады вас видеть», — моя удивительная, оказавшаяся такой наблюдательной мама наверняка и подмигнула Гермионе напоследок.

Все это вызывало улыбку и смех.

Конечно, любопытство полностью захватило меня, и я потребовала, чтобы мама закончила рассказ.

Оказалось, Гермиона застенчиво улыбнулась на прощание, но, как отметила мама, улыбка вышла слегка натянутой, будто бы «девочка очень и очень устала».

Бедное дитя — со слов моей мамы, конечно же.

В принципе, я была удовлетворена подобным, но кое-что не давало мне покоя. Не думаю, что когда-нибудь Гермиона примет приглашение моей мамы.

***

За несколько дней до Рождества на улице было белым-бело, насколько хватало взгляду ровные домики, кажущиеся блеклыми и бесцветными, торчали из ослепительно-белого снега. Ни одного яркого пятна.

Гермиона стояла у окна.

Ее тонкая, хрупкая фигурка удивительно объединялась с окружающей обстановкой, складываясь в общую картинку.

Картинку, отложившуюся в моей памяти навсегда.

Она стояла, замотавшись в простыню, будто в снежную перину, и ее глаза — два пятна на бледном лице, окруженном пушистыми взлохмаченными волосами, — остановились чуть правее моего окна. Немного нахмурившись, она смотрела и не отводила глаз, даже не моргала.

Драко появился откуда-то сзади, из глубины комнаты. Не то чтобы я приглядывалась, но он, кажется, был обнажен, если не считать еще одну простынь, небрежно обмотанную вокруг бедер. Он медленно подошел к Гермионе и положил руки ей на плечи, устремляя взгляд вперед, почти туда же, куда смотрела и она.

У меня перехватило дыхание. Они вдвоем выглядели именно в тот момент, в ту самую секунду настолько правильно, что я поняла — даже если когда-нибудь у меня было или появится в будущем право слова, мне будет нечего сказать.

Словно на протяжении всей своей жизни я смотрела фильм, в который не имела права вмешиваться: местами невероятно увлекательный, местами скучноватый, нудный, иногда пугающий, злящий или веселящий и дарующий надежду. Но фильм подходил к концу, а режиссер был вне зоны досягаемости и, что пугало меня больше всего, возможно, не успел отснять концовку.

Или успел, но она каким-то образом разочарует меня.

Малфой наклонился вперед, все еще мягко удерживая Гермиону, и поцеловал ее в шею. Раз, два, просто коснулся губами, задержался и двинулся выше, к изгибу челюсти и мочке уха.