Его отказ часто приводят в доказательство того, что общим принципом Ротшильдов было «не давать денег на войну»; в данном случае мифы и реальность более или менее соответствуют друг другу. На самом деле фраза, ставшая знаменитой, взята из письма за 1862 г.; но и в том конкретном случае Джеймс заявлял примерно то же самое. Как он писал племянникам в Лондон: «Я отказал помощнику Бляйхрёдера на том основании, что мы не можем давать деньги на войну. Только когда станет наверняка известно, что два правительства пришли к соглашению, мы посмотрим, что можно сделать». Джеймс не без оснований полагал, что положение Бисмарка серьезно ослаблено из-за постановления комиссии ландтага, по которому предыдущая операция, связанная с железной дорогой Кельн — Минден, признавалась незаконной. Он считал, что у Пруссии начались подлинные финансовые затруднения. Джеймс, возможно, и проявил бы интерес, если бы Бисмарку понадобились 20 млн талеров для того, чтобы сделать новое предложение в связи с Гольштейном; но Гольц намекнул, что Бисмарк теперь настроен решить германский вопрос насильственным путем. С ним соглашался и Бляйхрёдер: по его осторожным расчетам, «если этому суждено случиться, разрыв [между Австрией и Пруссией] не начнется до апреля или мая». Учитывая все обстоятельства, покупка акций железной дороги Кельн — Минден не только противоречила бы недвусмысленной воле ландтага — не следует недооценивать отношения Ротшильдов к парламентским санкциям, — но также способствовала бы наращиванию военных приготовлений Пруссии. Ничего удивительного, что Бисмарк выбранил Гольца в письме от 13 марта за то, что тот в такой щекотливый момент раскрыл карты: «Мы желаем отложить полномасштабные приготовления к войне, чтобы вначале провести необходимые финансовые операции, которые непременно застопорятся, когда из-за наращивания вооружений ситуация станет более напряженной. В этой связи я упомянул бы с глазу на глаз, что мы начали предварительные переговоры с Домом Ротшильдов… В том, что этот банкирский дом не рад перспективе войны и сделает все возможное, чтобы ей помешать, нет ничего удивительного… более того, могу сообщить вашему превосходительству: барон Ротшильд признался нашему агенту [Бляйхрёдеру], что еще несколько недель назад он не питал бы нерасположения к операции с Пруссией и что он, возможно, провел бы ее с подлинным удовольствием, но помешали… изменившиеся обстоятельства и особенно разговор, который состоялся у него с вашим превосходительством. Считаю своим долгом упомянуть этот факт, поскольку он доказывает, насколько осторожно следует вести дела с Ротшильдами».
Энтони, который в то время как раз оказался в Париже, отнесся к предложению Пруссии пренебрежительно: Пруссия, возможно, «очень хочет» войны, но «с деньгами у них так же плохо, как всегда… вся страна против… а прусский министр… последние 2 часа просил барона… ссудить прав-ву 20 млн талеров под залог железнодорожного мусора». 17 марта Гольц прямо сообщил королю, «что Дом Ротшильдов настроен употребить все свое влияние, чтобы помешать Пруссии пойти на войну». Как выразился кронпринц, «Ротшильд обрушивает небо и землю [на Бисмарка]». В том случае карикатуристы оказались правы: 20 мая в мюнхенском «Пунше» появилась карикатура, озаглавленная «Готовность Ротшильда к войне». На карикатуре изображался Джеймс, который держится за свои мешки с деньгами и восклицает: «Я ничего не дам! У меня нет денег! У меня одна радость — нейтралитет. Не откажете же вы мне в единственной радости?» (см. ил. 4.2).