Нам известно, что в конце концов Джеймсу не удалось предотвратить войну; но мы при этом не должны забывать о том, насколько уязвимым в тот момент было положение Бисмарка. Прусские министры собрались в Берлине в тот же день, когда Гольц написал свое письмо. Судя по сжатым протоколам заседания, у них почти не оставалось выбора: «Получение денег представляет трудности. Разместить акции Кельна — Миндена возможно только в убыток. Предложена продажа Саарбрюккена. Третья возможность — созвать съезд и получить заем, и в таком случае великая германская программа и великий германский парламент». Последний выход, как казалось, подразумевал капитуляцию перед либералами. То было время так называемой «Кобургской интриги» — сговора с целью добиться отставки Бисмарка, в котором, предположительно, участвовали королева Виктория, Рассел, Дизраэли и Ротшильды. 20 марта взволнованный Джеймс передавал слухи из Берлина, «что Бисмарк уйдет с поста министра, и мир сохранится». Через два дня Дизраэли сказал Майеру, что Бисмарка «нужно повесить!». Когда Гюстав услышал, что «Бисмарк, чтобы выпутаться… думает о созыве всегерманского парламента», новость показалась ему «пределом» и чем-то «невероятным» — еще одно доказательство его отчаяния. Прусский премьер, писал Майер Карл, «попал в ужасный переплет и думает, что меч скорее переубедит всех». Как следует из его слов, Ротшильды по-прежнему беспокоились из-за того, что давление внутри страны лишь укрепит Бисмарка в желании воевать. В тот период его очень язвительно обвиняли в «сумасбродстве» и в том, что «он весь в пене, как дикий кабан». Как выразился Джеймс, «никогда не знаешь, что он намерен делать, и если ему удастся заручиться поддержкой короля, он объявит войну, как нечего делать».
Однако, даже если Бисмарк и заручился поддержкой короля, оставалось неясным, чем он собирается платить за войну. У Бодельшвинга оставались последние 40 млн талеров; 2 мая правительство запретило продажу шахт в Сааре. В тех условиях падение Бисмарка вовсе не казалось чем-то неразумным. Предложения Австрии о разоружении, выдвинутые 7 апреля, лишь усугубили его трудности: две недели спустя он вынужден был их принять. Что же касается его решения прикрыться идеями революционного национализма (он предложил, чтобы парламент Германского союза избирался при всеобщем избирательном праве), на первый взгляд они шли вразрез со всем, за что выступал Бисмарк после 1848 г. 27 апреля Бляйхрёдер еще не исключал возможности того, что Пруссия уступит и Бисмарк подаст в отставку. Вторая и третья недели мая застали прусское правительство в смятении: покушение на Бисмарка, роспуск ландтага, кризис на Берлинской бирже и выкладки Роона: по его подсчетам, стоимость мобилизации девяти армейских корпусов обошлась бы в 24 млн талеров, притом что еще 6 миллионов в месяц пойдут на прочие выплаты, пока страна будет на военном положении. 18 мая пришлось создавать срочные кредитные учреждения, и конвертацию валюты приостановили; через три дня, когда «Зеехандлунг» попытался продавать казначейские векселя в Париже, Джеймс снова признался Гольцу в своей оппозиции. 9 июня, через неделю после того, как преемнику Бодельшвинга не удалось продать акции Кельна — Миндена консорциуму, возглавляемому Бляйхрёдером и Оппенгеймом, Лемана снова послали в Париж «спросить нас, не согласимся ли мы предоставить краткосрочный заем в золотых или серебряных слитках, под залог либо акций Кельна — Миндена, либо чеков „Зеехандлунга“». И снова Леман получил отказ. Как выразился Альфонс, на операции можно было бы получить «неплохую прибыль»; но Джеймс в тот момент «был мало расположен» идти навстречу правительству, положение которого сам Леман считал шатким.