Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

В таком свете следует рассматривать отношение Ротшильдов к Леону Гамбетта, республиканцу и герою войны 1870 г. Ротшильды готовы были поощрить Гамбетта, несмотря на его репутацию «разбушевавшегося безумца», восходящую к Бельвильской программе 1869 г., если он сосредоточится на том, чтобы у Франции появилась имперская политика. Сохранился знаменитый отчет об ужине в годы краткого премьерства Гамбетта (1881–1882), на котором видели его и Альфонса, когда они «дружески беседовали в алькове у окна, два правителя — Гамбетта, действительный повелитель Франции, и Ротшильд… Гамбетта хотел провести военно-морскую демонстрацию: послать пять канонерок в порт Тунис. Пяти экипажам следовало высадиться на берег и вежливо сказать бею: „Примите протекторат или уходите“. Все было сделано за 24 часа… Потом заговорил Альфонс де Ротшильд; он обладал вполне компетентными сведениями об итальянских и английских политиках. Гамбетта слушал со смесью восхищения и изумления: он не подозревал, что Альфонс де Ротшильд обладает таким развитым и живым умом. Они обсудили Депретиса, Каироли, Селлу, Дизраэли, Гладстона, Криспи, Хартингтона, Гранвиля… [Когда подошло время тостов,] Гамбетта выпил „за восстановленную Францию!“. Альфонс де Ротшильд провозгласил ответный тост: „За человека, который ее восстановит!“ Его слова могли с таким же успехом относиться к [генералу де] Галифе, как и к Гамбетта. Но Гамбетта, не колеблясь, принял их на свой счет. Несколько секунд он думал над подходящим ответом, который никак не приходил ему в голову, а затем ответил очень простодушно: „Ах! Я бы с радостью“. Если бы только избирательный комитет Бельвиля был там и видел своего Гамбетта в обществе этих принцев и маркизов».

Соль этой истории, конечно, в предположении, будто Гамбетта, придя к власти, стал предателем. Однако внутренняя политика Гамбетта, хотя ее нельзя назвать социалистической, была не так приятна Ротшильдам, как завоевание Туниса. Во-первых, Гамбетта обдумывал крупную операцию по обмену пятипроцентных рентных бумаг на сумму около 6 млрд франков. Оппозиция «высоких банков» проявилась в том, что Сэй отказался принимать портфель министра финансов в правительстве Гамбетта. Более того, согласно полицейским рапортам, в декабре 1881 г. Альфонс говорил журналистам: «Мне нужна решительная кампания; необходимо уничтожить Гамбетта до того, как он уничтожит нас». Мы уже видели, какой вклад в это уничтожение внес крах «Юнион женераль». Во-вторых, Гамбетта, похоже, собирался в той или иной степени национализировать железные дороги. И только после его ухода было достигнуто соглашение, по которому компании получили еще 30 лет до того, как государство применит свое право выкупа веток. Политик левого толка вроде Гамбетта, возможно, был почти так же, как и политик правого толка, настроен вести империалистическую политику; но Ротшильды, главным образом по внутриполитическим причинам, предпочитали, чтобы их империализм был консервативным. С другой стороны, они — и не без оснований — настороженно относились к шовинистическим тенденциям правого крыла. Им не нравилась агитация в поддержку генерала Буланже после его отставки с поста военного министра в мае 1887 г., в которой (как до того в бонапартизме) сочетались внутриполитический радикализм и внешнеполитическая агрессивность, которая, по мнению Ротшильдов, не соответствовала силам Франции; они стали личными банкирами «никудышного» и «некомпетентного» генерала лишь в 1889 г., после его падения.