Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

Судя по всему, французские Ротшильды более настороженно, чем их британские родственники, отнеслись к росту профсоюзов и социалистических партий, хотя их взгляды, скорее всего, отражали бо‡льшую историческую восприимчивость Франции революционной политике. В 1892 г. Эдмонд встревоженно писал о все более громогласных нападках социалистов на «плутократию» и предупреждал о грядущей «анархии», а Альфонс предсказывал, что «социалистическая эпидемия» во Франции будет куда опаснее, чем в Англии. Обсуждая в 1892 г. трудовые отношения с Розбери, Альфонс подчеркивал, что он против любого вмешательства государства в трудовые конфликты. Очевидно, Розбери он считал некоей загадкой, так как после беседы написал: «В нашей стране нет радикалов, которые живут в огромных замках с годовым доходом в 100 тысяч фунтов». «Лично я, — говорил Альфонс журналисту Жюлю Юре в 1897 г., — не верю в это рабочее движение: я считаю, что, вообще говоря, рабочие вполне довольны своей участью, они вовсе не жалуются и нисколько не интересуются тем, что называется социализмом. Конечно, есть смутьяны, которые любят пошуметь, чтобы привлечь к себе последователей, но они не обладают ни властью, ни влиянием на честных, разумных, трудолюбивых рабочих. Нужно различать хороших и плохих рабочих. Ленивые и неспособные выступают за восьмичасовой рабочий день. Другие, серьезные отцы семейств, хотят работать достаточно долго, чтобы заработать на себя и на свои семьи. Но если всех обяжут работать всего по восемь часов в день, знаете, что сделает большинство из них? Они начнут пить!.. Чего еще вы от них ждете?»

Возможно, Юре исказил слова Альфонса, но, судя по его письмам в Лондон, примерно так он и думал: он был сторонником бескомпромиссной, если не сказать грубой, политики невмешательства по отношению к рынку труда того рода, какой привычно выражали многие промышленники того периода. Такие же распространенные взгляды Альфонс выражал, защищая экономическое неравенство: «Я никогда не понимал, что имеют в виду под „высокими банками“. Что значит „высокий банк“? Одни люди богаче, а другие беднее, вот и все! Одни сегодня богаче, а завтра станут беднее… Никто не застрахован от таких изменений — им подвержены все без исключения! И никто не может похвастать, будто ему удалось этого избежать. Что же касается скоплений капитала, в обращении находятся деньги… [которые] приносят плоды. Это богатство стран! Если их спугнуть или угрожать им, они исчезнут. И в тот день все будет потеряно. Настанет конец процветанию страны. Капитал — это труд! Если не считать нескольких несчастных исключений… каждый человек… имеет ту долю доступного капитала, какой измеряются его ум, энергия и усердие».

Эта самодовольная апология красноречиво свидетельствует об общественной и политической изоляции Ротшильдов после наступления нового века — а с ним и новой эпохи, когда политическую власть уже не удавалось ограничить пределами столовых закрытых клубов и загородных домов.

Глава 11 Риски и прибыли империи (1885–1902)

…[возьмите] устав ордена иезуитов, если удастся его достать, и замените римско-католическую веру английской империей.

Сесил Родс — лорду Ротшильду, 1888

В 1889 г. канцлер казначейства Джордж Гошен решил конвертировать трехпроцентные консоли на сумму в 500 млн ф. ст. в 2,5 %-ные — операция включала почти половину государственного долга. Конверсия как будто символизировала виток эффективности, утвердившейся в Великобритании, в соответствии с которой имперская экспансия сочеталась с фискальной экономией. Поскольку государственный долг неуклонно падал, приближаясь к самому низкому абсолютному уровню после Наполеоновских войн, создавалось впечатление, будто в Викторианскую эпоху удалось построить империю, не слишком напрягаясь.

Кроме того, конверсия Гошена подтверждала сохранение господства компании «Н. М. Ротшильд и сыновья» на лондонском рынке облигаций. Хотя Эдуард Гамильтон хранил верность своему прежнему главе Гладстону, став главой казначейства, он без колебаний рекомендовал Гошену «довериться… Ротшильдам», а также Бэрингам. Гамильтон удивился, когда Натти отказался «взглянуть» на предложение казначейства приобрести на 20–25 млн ф. ст. 2, 5 %-ных облигаций всего по 99 с небольшим, заявив, что «возможная маржа прибыли» «совершенно непропорциональна риску», и убедив более сговорчивого Ревелстока настоять на цене не выше чем 97,5. Гамильтону такой подход показался неестественной скупостью — ведь в то время процентная ставка неуклонно понижалась. И лишь год спустя осмотрительность Натти стала вполне понятной.

Риски неофициальной империи: кризис Бэрингов