Однако масштабы бедствия оставались скрытыми до самого последнего часа. 8 ноября, когда Эдуард Гамильтон ужинал у Натти, — через день после того, как Английский Банк снова поднял ставку до 6 %, — последний «признался, что ему очень не по себе из-за нынешнего положения дел в Сити»; правда, Гамильтон добавлял, что «никто точно не знает, откуда возникло такое чувство… все испытывают дурное предчувствие, что определенные крупные банкирские дома находятся не в очень удобном или легком положении, главным образом из-за аргентинского кризиса и общего падения ценных бумаг…». По первоначальной предварительной оценке Бертрама Карри из банка «Глин, Миллс», когда Ревелсток 13 октября обратился к нему за срочным займом, разница между акцептами Бэрингов и векселями в их портфеле составляла 1 млн ф. ст., и эту разницу легко легко можно было покрыть: Карри тут же предоставил 3/4 требуемой суммы. Уже 2 ноября настроение горстки банкиров, которые знали о том займе, — в их число входил и Натти — было сравнительно спокойным. Истинный размер пропасти приоткрылся лишь позже. Когда Карри и бывший управляющий Английским Банком Бенджамин Бак Грин внимательно изучили бухгалтерские книги, они поняли, что расхождение между векселями к оплате (15,8 млн ф. ст.) и векселями к получению (7 млн ф. ст.) гораздо больше, чем было заявлено ранее. И это была лишь часть проблемы. Общие обязательства Бэрингов приближались к 21 млн ф. ст. (в том числе большие российские государственные депозиты, которые начали изымать в конце 1889 г.), в то время как в активах банка числились аргентинские ценные бумаги на 4 млн ф. ст., которые Бэринги держали совместно с буэнос-айресским банком «Самуэль Хейл и Ко
».Учитывая, что капитал «Братья Бэринг» в 1890 г. составлял всего 2,9 млн ф. ст., приведенные цифры казались катастрофическими: соотношение активов и обязательств в размере всего 14 % следует сопоставить с соответствующей средней цифрой банкирского дома «Н. М. Ротшильд», которая в период 1880–1889 гг. составляла 39 %. Скопление портфеля аргентинских ценных бумаг, который был больше, чем весь капитал фирмы, можно считать огромным безумием. Лиддердейл назвал ситуацию «бессистемным управлением, способным довести до беды любую компанию». В «Таймс» с ним согласились, когда кризис наконец стал достоянием гласности: Бэринги «вышли далеко за пределы благоразумия». Учитывая обстоятельства, совсем не удивительно, что вначале Натти склонен был позволить Бэрингам пойти ко дну. Утром 8 ноября к нему обратился Эверард Хамбро; Натти отклонил предположение Лиддердейла, чтобы Ротшильды каким-то образом повлияли на правительство Аргентины, дабы поддержать «громадную массу дискредитированных южноамериканских ценных бумаг, которые тяготили фондовую биржу». Он возразил и против предложения Карри, чтобы они и «еще три или четыре других компании дали Бэрингам четыре миллиона, позволившие бы преодолеть трудности». Дело было не столько во враждебности — хотя между Ротшильдом и Ревелстоком, безусловно, существовало как личное, так и профессиональное соперничество, — сколько в неподдельном ужасе от размера несостоятельности банка[186]
.Можно считать несостоятельным и предположение брата Ревел-стока, полковника Роберта Бэринга, согласно которому Ротшильды будто бы в какой-то мере стоят за решением правительства России забрать свои крупные депозиты из банка Бэрингов, что и послужило причиной кризиса. Не приходится сомневаться — как показывают письма из Парижа в Нью-Корт, — что Ротшильды готовы были «пойти на любые усилия, чтобы предотвратить катастрофу», при условии, что они не подвергнут опасности положение любого другого банка. Судя по всему, Натти не хотелось брать на себя какие бы то ни было обязательства, пока он не убедится в том, что спасательную операцию поддержит не только Английский Банк, но и казначейство. Как Натти объяснял Реджинальду Бретту 29 ноября, дело в том, что часть «русских депозитов», изъятых из банка Бэрингов, в конце концов оказалась в Нью-Корте. «Теперь у них крупная сумма, принадлежащая правительству России, — сообщал Бретт. — Конечно, их очень тревожат аргентинские спекуляции Бэрингов, так как в прошлом Бэринги держали у себя все ценные бумаги правительства России. Как только возникло подозрение относительно Дома Бэрингов, Стааль получил телеграмму, в которой ему приказывали забрать российские депозиты. Если бы Натти согласился на первое предложение Б. Карри, такой приказ распространился бы и на Ротшильдов… все окончилось бы фиаско».
Таким образом, в расчетах Натти просматривался элемент своекорыстия.