Дом Ротшильдов. Мировые банкиры, 1849–1999

В связи с этим возникает важный вопрос. Обычно историки считают, что сравнительно быстрый экономический рост Германии до 1914 г. подразумевал такой же рост влияния Германии на международной арене. Осведомленные современники придерживались другого мнения. Из-за сочетания децентрализованной федеральной системы и сравнительно демократического имперского парламента Германскому рейху было крайне трудно финансировать свои растущие расходы на вооружение после 1897 г. путем роста налогов. Этим объясняется относительно высокий уровень государственного долга Германии в довоенный период, хотя на самом деле почти все долги были сделаны отдельными государствами в составе империи и местными властями для финансирования невоенных расходов. Высокий уровень заимствований в государственном секторе сам по себе ослаблял немецкий рынок капитала; все до какой-то степени компенсировалось тем, что государственные займы совпали с высоким уровнем частных инвестиций (главным образом для финансирования стремительного роста электротехники и химической промышленности). Возникшее в результате противодавление на ставки процента в Германии — очевиднее всего проявившееся в росте прибыли по немецким облигациям — современниками в основном расценивалось как признак финансовой слабости Германии.

К тому времени Натти больше не сочувствовал «немецкому осьминогу» (иногда он называл это Deutschland über alles). Он, как он писал кузенам в апреле 1907 г., «не поклонник немецкой государственности, и мне никогда не нравилась их политика, как я не доверяю и тому, что они предпочитают называть Weltpolitik». Особенно враждебно он относился к стремлению адмирала Тирпица уменьшить разрыв между флотами Великобритании и Германии. Впрочем, он быстро понял пределы власти Германии. «Несомненно, — писал он, — внешняя политика Германии окончилась ее изоляцией, и кроме того, они потерпели неудачу… стараясь политическими средствами добиться того, что эвфемистически называется „торговым и промышленным предприятием“ и что лучше определить термином „финансовые концессии“ [за рубежом]». Более того, Натти прекрасно понимал, что Германия не может себе позволить длительную гонку вооружений на море, и ее финансовая слабость делала «паникерство» по поводу немецкой угрозы для Великобритании по сути необоснованным. «Правительство Германии очень сильно нуждается», — писал Натти в апреле 1906 г., когда на рынок выпустили облигации еще одного государственного займа Германского рейха. Понимал он и трудности, какие испытывал Рейхсбанк в 1907 г. Они во многом были серьезнее, чем те, что испытывали в Лондоне. «Немцы техничны и симметричны во всем, — писал он (лишь с тенью иронии), — и их Закон о банках поддерживают, к восхищению всего мира, те спекулянты, которые жалуются на здешнюю высокую процентную ставку; они называют Закон чудом научной простоты и гибкости». Но хотя «гибкие условия… позволили им взвинтить цены на свою валюту… предел их [привязи?] был достигнут, когда правительству Германии пришлось выпускать долгосрочные казначейские облигации и казначейские билеты». Особенно Натти поразила необходимость для Германии продавать облигации на зарубежных рынках капитала. К подобному приему в мирное время не приходилось прибегать ни Великобритании, ни Франции.

Конечно, Ротшильды понимали, что финансовые ограничения могут толкнуть правительство Германии на агрессивную внешнюю политику, потому что, «бряцая мечом в ножнах», кайзер и Бюлов надеялись «помешать осуществлению многих социалистических мечтаний». Однако такое «бряцание мечом» могло лишь «вызвать новые военные и военно-морские расходы в большом масштабе» и таким образом ухудшить международное положение. Вот почему Альфред обновил прежние связи с немецким двором, когда кайзер в декабре 1907 г. посетил Англию. Как проницательно заметил Натти, «маловероятно, чтобы император Германии проявил неуступчивость… [когда] у него полные руки… социалистов». Впечатление, что Германия страдает от излишнего напряжения, вскоре подтвердилось крупным выпуском прусских облигаций в апреле 1908 г. Бюджет Германского рейха продемонстрировал «большой дефицит… из-за амбициозной военно-морской программы, вплоть до необходимости увеличить выплаты всем их государственным служащим, и до того, что они практически признали „просчеты“ в прежней пенсионной схеме». Ничего удивительного, что Ротшильды, как и гамбургские Варбурги, ожидали, что правительство Германии будет стремиться к тому или иному соглашению, ограничивающему строительство флота. Второй марокканский кризис 1911 г. — когда правительство Германии послало в Агадир канонерку «Пантера» — подчеркнул уязвимость берлинского рынка по отношению к утечке иностранного капитала. Банкирам Германия казалась слабой, а не сильной.