Все, кто работал с ним бок о бок, понимали, что обвинения надуманны. В составе экспедиции помимо Байкалова числились комиссар, начфин, начпрод, завхоз, начальник охраны и капитан судна. Каждый имел свои обязанности и отвечал за их исполнение. Загрузили в городе на весь рейс товар с объявленной ценой. А по окончании экспедиции приняли от начфина выручку. Копейка в копейку. И ни разу никаких растрат или недостач. Все честь по чести.
— Знаю я, кто под меня землю роет, — посмеивался в усы Байкалов, отвечая на вопросы следователя — молоденького лейтенанта.
— Да что ты говоришь, — безо всякого уважения кривил тот в усмешке губы. — И кто же?
— Агафонова и Мурашко. Уволил я их за многократные нарушения, вот и сочиняют кляузы.
На столе у следователя лежали два доноса. Первый был подписан бывшим продавцом Агафоновой, уволенной за нелегальную продажу самогона. Второй — бывшим судовым механиком Мурашко, выгнанным за систематическое пьянство на борту парохода.
Поглядев на подписи, лейтенант хмыкнул и, поднявшись со стула, угрожающе произнес:
— Считаешь, что тебя не за что привлечь?
Байкалов со времен войны не терпел хамства и всячески его пресекал. А тут зарвавшийся лейтенант решил пойти дальше и применить рукоприкладство.
Да только ничего у него не вышло. Байкалов, воспользовавшись тем, что руки у него были свободны, опередил наглого субъекта, вмазав ему по печени и добавив коленом в морду. Обмякшее тело он усадил на его законное место. Сев на свой стул, вынул из пачки лейтенанта папиросу и с удовольствием закурил, глядя на загоравшийся за окном день. В душе он был готов ко всему: к пыткам, к лагерям и даже к расстрелу. Знал, что такие выходки даром не проходят.
Через пару минут повернулся в замке ключ, дверь распахнулась. В кабинет вошел высокий сотрудник с тремя шпалами в малиновых петлицах. Увидев бесчувственного лейтенанта, он остановился и строго спросил:
— Что здесь происходит?
— Мне вот тоже интересно, что у вас здесь происходит, — проворчал Байкалов, туша в пепельнице окурок.
Его тотчас отвели в камеру, лейтенанта привели в чувство, допросили…
Потом высокий капитан НКВД, прихватив с собой рьяного лейтенанта с синяком под глазом, самолично отправился обыскивать жилище Байкалова. Хотя по рангу мог бы оставаться в своем удобном кабинете.
Байкалов занимал маленькую комнату в большой и шумной коммуналке. Отперев ее, высокий офицер удивленно оглядел пустые стены. Простая железная кровать, застеленная солдатским одеялом, стол под окном с единственным стулом. И висящая на гвозде красноармейская форма с двумя орденами Красного Знамени. На полу под формой стоптанные сапоги, а у двери вместо коврика половая тряпка. И больше ничего.
— Ищите, лейтенант, — приказал капитан.
— Что искать? — растерялся тот.
— Деньги, ценности, продукты, вещи, уголь… Что еще он мог украсть со своего парохода. Ищите!
Исполняя приказ, лейтенант заглянул под кровать.
— Тут ничего нет, товарищ капитан, — виновато пролепетал он.
На следующий день Байкалова вызвали на допрос. За столом сидел все тот же лейтенант. Один его глаз здорово заплыл и налился сизым цветом.
Когда арестованного ввели в кабинет, лейтенант поднялся.
— Прошу меня извинить, — глухо сказал он. — Уголовное дело против вас прекращено. Вы свободны…
История Иннокентия Байкалова закончилась благополучно. Но сколько таких же историй имели финалом многолетние ссылки и расстрелы! Ни за что. На пустом месте.
— Поэтому с «оперативной необходимостью» надо быть предельно острожным, — подытожил свой рассказ Егоров. — Использовать ее по делу и в исключительных случаях, когда других вариантов нет.
В Управление прибыли к четырем часам дня, и сразу сумасшедшим вихрем завертелся калейдоскоп всевозможных дел. Всю молодежь отправили по паспортным столам, справочным, военным комиссариатам — искать упоминание о пареньке с редким именем Равель. Остальные, соорудив себе крепкого чаю (на обед в столовку не поспели), приступили к беседе со штукатуром Макурой. Протокол поручили вести Бойко…
Рабочего тоже не обидели, снабдив кружкой сладкого чая с куском ржаного хлеба. Убедившись, что привезли его на Петровку не для ареста и говорят с ним по-товарищески, Макура осмелел, освоился и с охотой вспоминал подробности того осеннего дня в пятиэтажном доме по Безбожному переулку. Сдабривая речь крепкими выражениями, с незатейливым юморком он рассказал о визите незнакомого начальника (грузного, лощеного, в плаще и шляпе, с легким кавказским акцентом), о его предложении заплатить за работу по перемещению тяжелого сейфа, о квартире № 12 на пятом этаже…
Но особенно заинтересовало оперуполномоченных сообщение Максима Макуры о его встречах с двумя незнакомыми мужчинами. Обе встречи произошли недавно с разницей всего в один день.
— Вначале один подкатил. Вечером, на Мещанской, опосля, значит, рабочего дня, — в красках описывал он назойливых незнакомцев. — Из блатных — я сразу догадался: одежда, походочка, ухмылка, наколки на руках, словечки, манеры… Думал, закурить попросит, а он позвал в сторонку и давай выспрашивать.