— Но мне неловко, что Юлия будет все оплачивать.
— Она бы не стала предлагать, если бы сама не хотела провести церемонию, — говорит Филос. — И я, судя по всему, сэкономил им немалую сумму денег. Их последний контракт с поставщиком вина для купален был заключен просто отвратительно.
— Ливия упомянула, что ты помог ей сегодня.
— Там речь шла о личной покупке. Ей определенно нравятся роскошные вещи. — Филоса это скорее забавляет, чем вызывает осуждение.
— Кажется,
Филос смеется:
— Не думаю, что я в ее вкусе. И не только потому, что я раб.
Амара улыбается, но, когда Филос так дежурно говорит о собственном рабстве, ей кажется, что он ковыряет рану, которой не суждено зажить.
— Я тут подумала, — говорит она, перекладывая ребенка к другой груди, — что, когда Руфина немного подрастет, нам стоит еще раз попытаться освободить тебя. Я могу попросить у Руфуса, чтобы он оказал тебе эту услугу в знак благодарности за уход за ребенком. Или снова предложу купить тебя. Может быть, Юлия одолжит мне денег?
— Можно будет попробовать. Но еще я думаю, что нам стоит наслаждаться тем, что мы имеем прямо сейчас, а не тревожиться поминутно насчет будущего.
Филос гладит ее по плечу.
— Ты так много работаешь и так мало за это получаешь.
— Но этого нам хватает на жизнь вместе с теми деньгами, что дает тебе Руфус. И мы вместе, в относительной безопасности. У многих женатых пар и этого нет.
— Я спрашивала Валентину насчет обучения повитух. Не то чтобы она воодушевилась.
— Может, ей неприятна мысль, что придется соревноваться с дочерью доктора. — Филос целует ее в висок. — Любовь моя, ты всего неделю назад родила. Думаю, тебе положено некоторое время, чтобы прийти в себя, прежде чем ты начнешь хлопотать над чужими новорожденными.
Амара закусывает губу, тревога грызет ее.
— Но как же ее приданое?..
— Ей всего пять дней от роду! — смеется Филос. Он садится так, чтобы видеть ее лицо, и гладит ладонью ее щеку. — Я знаю, почему ты волнуешься, я в самом деле тебя понимаю. Но ей не придется жить той жизнью, которой жила ты или я. Я обещаю тебе.
Амара рассказала Филосу о том, как сама попала в рабство, о том, как ее родители так и не скопили ей приданого, из-за чего мать решила продать Амару после смерти отца, лишь бы ее дочь не голодала. Так начался ее долгий и тяжкий путь в Помпеи, к Феликсу.
— То, что ты несвободен, для меня невыносимо, — говорит она, слова сами срываются с ее губ, хоть она и знает, какую боль они причинят ему. — Иногда мне даже трудно дышать.
— Я знаю, — отвечает он. Одну руку он кладет на голову Руфины, вторая по-прежнему касается щеки Амары. — Именно поэтому покровительство Юлии для тебя так важно.
Филос не заканчивает свою мысль, но Амара тем не менее понимает ее. «
Глава 44
А те, что походят, как видно, И на отца и на мать и черты проявляют обоих, Эти от плоти отца и от матери крови родятся. …одним обоюдным гонимые пылом, И ни одно победить не сможет, ни быть побежденным[21]
Руфус не посещает церемонию наречения Руфины, как и ее настоящий отец. Амара не знает, к лучшему ли это, не знает, что причинило бы ей больше боли: отсутствие Филоса на Номиналиях собственной дочери или его присутствие на них в качестве безвестного раба. Она все-таки ждала, что именно Руфус подарит ее дочери лунулу, но вместо этого ее бывший патрон прислал роскошный поднос с фруктами и игрушечную лошадку на колесах. Драгоценное ожерелье, означающее свободу ребенка, преподносит Юлия; это маленький серебряный полумесяц на тонкой цепочке. Увидев украшение на шейке дочери, Амара чувствует, как тяжесть, давящая ей на сердце, становится чуть легче. Она начинает верить, что Филос прав: ребенок не пойдет по стопам родителей, у него будет своя жизнь.
Жрец читает молитвы, чтобы очистить ребенка, и сжигает подношения на алтаре Юлии. Глядя на завитки дыма, он предсказывает будущее Руфины: счастливый брак, несколько детей. Амара подозревает, что он повторяет это на всех подобных церемониях; наверняка жрец пообещал то же самое ее собственным родителям, много лет назад, в Афидне.
Гостей совсем не много: Юлия, Ливия, Британника, Друзилла и Примус. Амара невольно думает о тех, кого здесь нет. Она представляет, как показывает ребенка своим родителям, как бы ее мать восхищалась внучкой, как бы улыбался отец. Она представляет, каким счастьем было бы для нее видеть Дидону с Руфиной на руках. Она пытается не думать о Беронике и Виктории.