Преступники были повсюду. Тысяча воров. Две тысячи проституток. Но – можно сказать, по счастью, – все они были разрозненны, никак не организованы, почти всегда действовали в одиночку. Разумеется, были исключения. Джим Данлэп и Боб Скотт возглавляли организацию, известную как «Кольцо», – она грабила банки по всей стране и похитила громадную сумму, три миллиона долларов. Были взломщики сейфов – медвежатники, время от времени они явно действовали по чьей-то указке. Другие шайки – «Мертвые кролики» или «Парни из Бауэри» – появлялись и быстро исчезали. Были «Убойные ублюдки» из Балтимора. Я читал досье на всех этих бандитов. Но Кларенс Деверо оказался первым, кто увидел преимущества разветвленной преступной сети, с собственным кодексом поведения, собственной четко прописанной иерархией. Впервые мы услышали о нем в связи с делом «Вестерн юнион», но в то время он уже был известен как наиболее одаренный и удачливый преступник своего поколения.
– Именно из-за этого человека вы здесь, – уточнил Джонс. – Он автор письма, посланного профессору Мориарти?
– Полагаю, что так.
– Прошу вас, продолжайте.
Я еще не попробовал стоящий передо мной суп. Джонс не спускал с меня пристального взгляда. Это был странный ужин: два иностранца в швейцарском ресторане, ни тот ни другой не прикоснулись к пище. У меня пропало ощущение времени – сколько я уже веду свой рассказ? Тьма за окном загустела, в камине потрескивали поленья, пламя пыталось вырваться из дымохода.
– Я к этому времени дослужился до начальника оперативной службы, – продолжил я. – И арестовать Деверо Роберт Пинкертон поручил мне лично. В моем распоряжении была целая бригада: три следователя, кассир, секретарь, две стенографистки и посыльный, и она получила название «Полночная вахта», потому что мы работали столько, сколько требовали обстоятельства. Наш кабинет в подвальном закутке был завален корреспонденцией, а на всех четырех стенах, да так, что самих стен не было видно, красовались «звезды» преступного мира. Нам присылали отчеты из Чикаго, Вашингтона и Филадельфии, и мы методично пропахивали сотни страниц. Работа была изнурительная, но к началу этого года стало вырисовываться лицо… Даже не лицо, а присутствие лица.
– Кларенс Деверо.
– Я даже не знаю, подлинное ли это имя. Его никто не видел. Каких-то рисунков или фотографий нет. Говорят, что ему лет сорок, в Америку он приехал из Европы, он из зажиточной семьи, человек обаятельный, хорошо воспитанный и с филантропическими наклонностями. Да, не вздрагивайте. Мне доподлинно известно, что он дает большие деньги приюту нью-йоркских сирот и дому бездомных. Он учредил стипендию в Гарвардском университете. Он был среди первых жертвователей на строительство Метрополитен-оперы.
При этом, поверьте, во всей Америке нет человека, чье влияние окрашено столь зловещими красками. Кларенс Деверо – преступник, которому нет равных, в высшей степени беспощадный и безжалостный, перед которым трепещут и работающие на него злодеи, и жертвы, чьи жизни он разрушил. Его безнравственности и порочности нет предела. Собственно, он вынашивает и проводит свои планы в жизнь с таким удовольствием, что возникает мысль: этот человек совершает свои преступления не столько ради возможной прибыли, сколько ради потехи. В конце концов, денег у него куры не клюют. Он актер, который работает на публику, фокусник из цирка, который приносит беду любому, к кому прикоснется, он везде оставляет свои кровавые отпечатки.
Я внимательно слежу за ним. Я его преследую. Он олицетворяет собой все, что мне глубоко омерзительно, что я считаю в высшей степени безнравственным, и, если мне удастся положить конец его деяниям, я буду считать это венцом моей карьеры. Тем не менее добраться до него я не могу. Иногда мне кажется, что ему известен каждый мой шаг, что он играет со мной в кошки-мышки. Кларенс Деверо действует с крайней осторожностью, скрывается под чужой личиной. Он не подставляется, не подвергает себя опасности. Он готовит преступление, скажем ограбление банка, разбой, убийство, разрабатывает детали, собирает шайку исполнителей, забирает себе добычу… но сам к месту преступления даже не приближается. Он остается невидимкой. Впрочем, у него есть одна черта, которая, надеюсь, однажды позволит мне взять его под стражу. Говорят, ему свойственно странное психологическое состояние, называемое агорафобией, – это жуткая боязнь открытого пространства. Он всегда остается в помещении и путешествует только в крытом экипаже.
Это не все. Наши усилия позволили нам выйти на след троих человек, которые знают, кто он, и которые наверняка на него работали, это его ближайшие приспешники и телохранители. Они были его постоянными спутниками, все трое – закоренелые преступники. Двое из них – братья, Эдгар и Лиланд Мортлейки. Третий начинал по мелочи, был так называемым «платочным вором», но потом дорос до медвежатника и взломщика. Этого зовут Скотчи Лавелль.
– Что вам мешает их арестовать?