– Вы не знакомы с расследованием, которое стало известно как «Знак четырех»? Дело было крайне необычное. – Джонс достал сигарету, чиркнул спичкой. Раньше я курящим его не видел, и он, кажется, забыл о разговоре во время нашей первой встречи. Но в последнюю минуту вспомнил. – Извините, что навязываю вам табачный дым, – сказал он. – Иногда позволяю себе такое удовольствие. Не возражаете?
– Ни в малейшей степени.
Он выбросил сгоревшую спичку.
– Инспектором я в то время был начинающим, – объяснил он. – Недавно получил повышение. Возможно, будь это известно доктору Ватсону, он бы не был ко мне столь безжалостен. Так или иначе, как-то сентябрьским вечером – это был восемьдесят восьмой год – я оказался в Норвуде, расследовал пустяковое дело… Хозяйка обвинила горничную в краже. Я как раз допросил горничную, и тут прибыл посыльный – в доме неподалеку произошло убийство, и мне надлежит идти туда, как старшему по званию из тех, кто был поблизости.
Так я и оказался в Пондишери-лодж, эдакой пещере Аладдина… Огромный белый дом с собственным участком, с садом, который вполне мог сойти за кладбище: вся земля была в ямах. Хозяином жилища был некий Бартоломью Шолто, и я никогда не забуду, как увидел его: он сидел в деревянном кресле в своем кабинете, больше похожем на лабораторию, на третьем этаже – мертвец мертвецом, а на лице застыла ухмылка, от которой стыла кровь в жилах.
Там же был Шерлок Холмс. Чтобы попасть в дом, он выломал входную дверь, чего не имел права делать, – подобными делами занимается полиция. С этим великим человеком я оказался рядом впервые, да еще имел возможность наблюдать его в действии – свое расследование он уже начал. Что вам сказать, Чейз? Я ведь его до этого видел, но тут он мне показался еще выше, бросалась в глаза худоба эдакого эстета, словно он морил себя голодом. Обращали на себя внимание выступающий подбородок и скулы, но прежде всего глаза – стоило им остановиться на каком-то предмете, как они поглощали все сведения, какие этот предмет мог предложить. Он поражал своей энергией, неуемностью, каких я никогда не встречал в людях. Двигался он собранно и экономно. И ты понимал, что действовать надо быстро, время слишком дорого. Он был в темном сюртуке, с непокрытой головой. В руках держал рулетку, которую как раз убирал.
– А доктор Ватсон?
– Он был менее заметен. Просто стоял в тени в углу комнаты, роста среднего, круглолицый, сдержанный.
Описывать дело в подробностях не буду. Если интересно, можете прочитать сами. Покойника звали, как я уже сказал, Бартоломью Шолто. Оказалось, что ему и его брату-близнецу, Тадеушу, отец оставил большое наследство. Но найти его они не могли. Отсюда и столько ям в саду. Факты этого дела представлялись мне очевидными. Два брата повздорили, как часто бывает с мужчинами, когда на них обрушивается неожиданное богатство. Тадеуш убил брата, поразив его выпущенной из трубки ядовитой стрелой. Забыл сказать, что в доме было полно индийских безделушек. Я арестовал Тадеуша, а заодно и его слугу, человека по фамилии Макмердо – за соучастие.
– Вы оказались правы?
– Нет, сэр. Как выяснилось, я был не прав. И выставил себя круглым дураком, не первым, разумеется, кто снискал себе такие лавры, – в моей шкуре до меня приходилось бывать и коллегам, – но тогда меня это мало утешало.
Он замолчал и перевел взгляд за окно, где сменялись чередой французские деревушки, но по его глазам было ясно: к пейзажу он безучастен.
– А в третий раз? – спросил я.
– Это было еще через несколько месяцев… любопытная история с Абернетти. Если не против, сейчас я о ней распространяться не буду. Она и по сей день вызывает у меня раздражение. Началась она, как казалось, с ограбления… хотя и не совсем обычного. Скажу лишь, что я снова все проморгал и стоял как пень, а арест производил мистер Холмс. Больше такого не повторится, мистер Чейз. Это я вам обещаю.
Следующие несколько часов Джонс ко мне почти не обращался. На пересадку до Парижа мы успели без приключений… второй раз я ехал через этот город, не имея возможности хоть краем глаза взглянуть на Эйфелеву башню. Но так ли это важно? Нас ждал Лондон, и мне уже было не по себе. Над нами словно нависла тень, но чья именно – Холмса, Деверо или даже Мориарти, – лучше было не гадать.
Итак, впереди – Лондон.