Дом шелка. Мориарти

По ту сторону длинной шеренги деревьев, так украшавших бульвар, поблескивала Темза. Я вышел из гостиницы навстречу свежему весеннему ветерку и увидел, как в направлении лондонского порта скользит трехмачтовый парусник. Я остановился посмотреть, как он плывет, – и вдруг почувствовал, что за мной наблюдают. Было еще рано, людей вокруг немного… женщина с коляской, мужчина в котелке прогуливает собаку. Я оглянулся на гостиницу. И тут в окне второго этажа увидел человека, который смотрел на улицу. Я быстро прикинул: этот номер находится рядом с моим! Значит, это его кашель я слышал ночью. Он был слишком далеко, да и окна в саже, так что разглядеть его я не мог. Волосы темные, одет в темное. Он стоял, застыв, словно манекен. Я готов был побиться об заклад, что он смотрит прямо на меня. Тут он шевельнулся, и рука задернула занавеску. Я постарался выбросить его из головы и продолжил путь, но прогулка уже не доставляла удовольствия, на какое я рассчитывал. Так бывает, когда на душе неспокойно вроде бы без видимой причины.

Через пятнадцать минут я дошел до места назначения. Скотленд-Ярд – этот адрес был в городе хорошо известен – выглядел впечатляюще и располагался между набережной королевы Виктории и Вестминстерским дворцом. Мне также показалось – когда я пересекал бульвар и искал главный вход, – что есть в этом здании какое-то уродство. Будто после начала строительства архитектору пришло в голову что-то поменять. Два этажа из строгого гранита вдруг уступали место красно-белому кирпичу, оконным створкам с украшениями и башенками на фламандский манер, и казалось, что ты смотришь на два разных здания, сидящих одно поверх другого. Чем-то Скотленд-Ярд смахивал и на тюрьму. Четыре крыла здания держали в кольце внутренний двор, куда почти не доходили солнечные лучи. Наверное, обитатели Ньюгейтской тюрьмы получали от прогулок на свежем воздухе больше удовольствия, чем томившиеся здесь несчастные полицейские.

Этелни Джонс ждал меня и приветственно поднял руку:

– Получили мое сообщение? Отлично. Совещание скоро начнется. Предстоит что-то необычное. Я бы сказал, уникальное. Сколько здесь работаю, такого совещания не бывало. собрали сразу четырнадцать старших детективов-инспекторов, чтобы раскрыть убийства в Хайгейте. Мы такого не потерпим, Чейз. Это за гранью дозволенного.

– Мне разрешено присутствовать?

– Это оказалось непросто, врать не буду. Лестрейд был против, Грегсон тоже. Я вам уже говорил, когда мы только встретились… Многие полагают, что водить дела с частными детективными агентствами вроде пинкертоновского нам не след. А я считаю такую точку зрения глупой – если есть общая цель, надо помогать друг другу. Короче, в этот раз мне удалось их убедить, что ваше присутствие очень важно. Идемте, сейчас будут начинать.

Мы поднялись по широким ступеням и вошли в холл, там несколько констеблей в форме проверяли рекомендательные письма и паспорта у тех, кто желал попасть внутрь. Для моего прихода Джонс уже все подготовил, и мы стали протискиваться наверх – лестница кишмя кишела полицейскими, клерками и посыльными, которые, энергично работая локтями, сновали в обоих направлениях.

– Мы уже здесь не помещаемся, – пожаловался Джонс. – А ведь и года не прошло, как мы сюда переехали! Во время строительства в подвале нашли убитую женщину.

– А кто убийца?

– Неизвестно. Никто не знает, кто она и как там оказалась. Не странно ли, Чейз, что лучшее полицейское подразделение Европы предпочло разместиться на месте нераскрытого убийства?

Мы добрались до третьего этажа, прошли мимо нескольких равноудаленных друг от друга дверей. Возле одной из них Джонс кивнул:

– Это мой кабинет. Из лучших открывается вид на Темзу.

– А у вас?

– Я смотрю в четырехугольник двора. – Он улыбнулся. – Возможно, когда мы доведем наше общее дело до конца, начальство решит, что я заслуживаю большего. А пока я радуюсь тому, что сижу рядом с архивами и телеграфной!

Мы прошли мимо открытой двери, и действительно я увидел с десяток человек в темных костюмах, они сидели за столами или вдоль высокой стойки, согнувшись над телеграфными аппаратами, а все вокруг было завалено бумагами и телеграфными лентами.

– Быстро ли можно связаться с Америкой? – спросил я.

– Телеграмму можно послать за несколько минут, – ответил Джонс. – Печать займет больше времени, а если линии перегружены, на передачу может уйти несколько дней. Вам нужно связаться с вашей работой?

– Надо бы послать отчет, – объяснил я. – Со дня моего отъезда они от меня ничего не получали.

– Если честно, лучше сходите на центральный телеграф, на Ньюгейт-стрит. Там вас встретят вежливее.