Дом Солнц

Волчник открыла контрольную панель с такой же градуированной шкалой, какую я видел на камере Синюшки еще на «Лентяе». Этот рычаг был повернут вправо почти до отказа, значит кратность сжатия достигла примерно ста тысяч – то есть секунда в стазисе приблизительно равнялась одному дню во внешней среде. С тех пор как я позавтракал с другими Горечавками, пленный едва успел моргнуть. На жест или простую фразу у него могло уйти два-три стандартных дня.

Волчник повернула рычаг влево, снизив кратность до ста. Пленник еще казался неподвижным, но за минуту его грудь заметно поднялась и опустилась. Он дышал, он не погиб! Из алого пузырь превратился в розовый.

– Он видит и слышит только меня, – объявила Волчник, бросив взгляд на собравшихся. – Между мной и вами защитный экран. Впоследствии можно будет провести перекрестный допрос, но пока разумнее мне общаться с пленными в одиночку. Соответствующее разрешение Линии у меня, конечно, имеется. – Волчник коснулась хронометра пальцем. Ногти у нее были длинными и заостренными. – Сейчас я должна замедлиться. Желающих следить за разбирательством прошу сделать то же самое. Задаем продолжительность шесть часов – на несколько минут беседы этого достаточно.

Волчник охватил псевдопаралич – синхросок тормозил ее умственную деятельность, и, хотя физические процессы не остановились полностью, Волчник упала бы с постамента, если бы ее костюм не застыл, превратившись в поддерживающий корсет. Теперь ее субъективное сознание, сердце и легкие работали в том же ритме, что у пленных. Медленно, очень медленно Волчник открыла рот – послышалось что-то невнятное.

Под действием синхросока разговаривать невозможно: голосовой аппарат человека не способен издавать звуки протяженностью в несколько минут. Но костюм Волчник распознавал намерения хозяйки и, воссоздавая ее голос, подавал пленным и в акустическую систему зала. В итоге мы слышали нечто вроде песни кита – унылое, низкое, с дозвуковыми унтертонами.

Я вытащил из кармана черный пузырек и капнул в глаза по холодной капле синхросока. Препарат тут же начал действовать, ослабив мигательный рефлекс. На своем хронометре я задал продолжительность шесть часов и нужную кратность замедления. Закружилась голова – синхросок воздействовал на организм, а потом единственным проявлением его влияния стало мелькание минутной стрелки, которая крутилась, как мощная центрифуга. Большинство наблюдающих замедлились вместе со мной. В нормальном режиме остались лишь несколько присутствующих, их выдавали резкие суетливые движения.

Голос Волчник звучал все выше и выше, пока не стал внятным и нормальным.

– …Линии Горечавки, Дом Цветов, – представлялась она в трансе. Значит, я пропустил секунды две, не больше. – Ты у нас в плену на планете, название и расположение которой я не считаю нужным раскрывать. Интересует нас не справедливость, а лишь хладнокровная месть.

Пленный не ответил. Он полностью ожил, ерзал в кресле, насколько позволяли фиксаторы, и следил за каждым движением Волчник.

– Впрочем, возможны уступки в обмен на информацию, – проговорила та, поглядывая на скрытых зрителей. Костюм позволял ей нормально передвигаться. – Вас четверо, а нам хватит признаний одного. Стазокамеры повреждены, шансы благополучно вернутся к нормальному времени у вас незавидные. Если расскажешь то, что нам нужно, обещаю приложить максимум усилий, чтобы ты выжил. Но только если ты поможешь нам. Если расскажешь все прямо, без утайки. – Волчник подбоченилась. – Ну так что?

Пленный не то улыбнулся, не то ухмыльнулся – толком не разберешь.

– Горечавка, я видел, что мы с вами сделали. И скольких убили, знаю.

– К счастью, есть выжившие, их больше, чем ты полагаешь. И опоздавшие есть.

– Думаешь, я поверю тебе на слово?

– Если хочешь увидеть остальных, я выведу тебя из стаза. Вот и погрузишься в реальность.

– Да у тебя пороху не хватит. Попробуешь меня вывести – останешься с носом.

– По-твоему, не рискну? Не так уж ты мне и нужен живым.

– Ну вот, опять голословное заявление.

– Тебе известно, сколько вас было на корабле.

– Но неизвестно, сколько уцелело. Ну, покажешь ты еще троих, почем мне знать, что это не голограмма?

– Кто вас послал?

– Мы сами.

– Ответ неверный. Расскажи, какое участие в бойне принимали Марцеллины.

– Не знаю, сама расскажи.

– Марцеллинам поручили уничтожить гомункулярные пушки. Они ослушались, иначе наш разговор не состоялся бы. Это диверсия на уровне Линии или Синюшка действовал самостоятельно?

– Кто такой Синюшка?

– Мое терпение не бесконечно, – предупредила Волчник, взявшись за рычаг на контрольной панели. – Сдвину его до отказа влево, и ты проснешься. Сдвинуть?

– Как тебе угодно.

– Объясни, как с засадой связана нить Лихниса. Что в ней такого важного?

– Лучше спроси об этом Лихниса. Или его мы тоже убили?

– Ты шаттерлинг Линии? Марцеллин?

– Неужели я похож на Марцеллина?

– На спор я сказала бы, что ты из Линии Шашечницы. Сходство я заметила, лишь когда ты заговорил, но у тебя такой же надменный оскал и вызывающий блеск в глазах.