Дом «У пяти колокольчиков»

— Ну, если не это, то что-либо в том же роде уж непременно, — настаивала пани Неповольная. — Скажи, отчего ты таишься передо мной, скрываешь свои мысли и чувства? Что в них зазорного или, скажем, недозволенного? Разве отец Иннокентий хоть раз отчитал тебя на исповеди? Я уверена, он никогда бы не сделал этого, ведь именно тот святой орден, к коему он принадлежит, далеко превосходит все прочие своей просвещенностью и не одобряет благочестия, которое зиждется на умерщвлении плоти и ума, и не только никому не препятствует в разумных пределах радоваться жизни, но даже постоянно напоминает, что наше вероучение ни в одном из своих параграфов не запрещает исповедующим его пользоваться всеми преимуществами выпавшей на их долю счастливой судьбы, только следует делать это осторожно, без ненужной бравады. Ведь именно за мудрое истолкование учения Иисуса Христа, за глубоко проникновенное понимание человеческой природы и снисходительность в вопросах этики столь прославились иезуиты, сделались столь популярными у великих и малых мира сего. Именно благодаря этому они обрели такое могущество, что даже владыки мира не ищут иных посредников между собой и богом. Было бы смешно, если бы ты и впредь усматривала свой долг в том, чтобы ничего не знать и не ведать о своей красоте. Это можно было бы скорее принять за лицемерие, чем посчитать тебе в заслугу, назвать скорее грехом, чем добродетелью. Неужели ты никогда не смотришься в зеркало, не сравниваешь себя с другими девицами? Неужели не замечаешь, как бывают изумлены все увидевшие тебя впервые? И наконец, разве твоя краса есть результат именно твоих заслуг и настолько зависит от твоей воли, что в порыве скромности ты можешь запретить ей цвести или хотя бы уменьшить ее? Твоя святая обязанность радоваться ей и благодарить всевышнего, как и за всякий другой дар, которым он, любя, наградил тебя. Кто бы не стал смеяться над королевой, захотевшей далеко упрятать корону, возложенную на нее милостью божьей? Ведь твоя прекрасная наружность и есть не что иное, как корона, данная тебе милостью божьей, ты заслужила бы одни насмешки, если бы вздумала скрывать этот дар. И наконец, милое дитя, ты никогда не должна забывать: что господь творит, он творит не напрасно, и будет правильно, если ты подумаешь: а может быть, наградив меня куда лучшей внешностью, чем множество женщин, господь возложил тем самым на меня какую-либо особую миссию? Миссию почетную, приятную, зависти достойную?

В глазах девушки вспыхнуло пламя восторга и изумления, пламя куда более яркое, чем сверкание лежавших перед ней драгоценностей. Но пани Неповольная тут же перевела разговор на другое, и Ксавера, не отваживаясь ни о чем ее расспрашивать, сочла за лучшее промолчать.

— Итак, завтра я наконец-то увижу тебя в красивом платье, а не в этом противном черном, старящем тебя на добрые десять лет, — сказала бабушка таким спокойным тоном, словно они целый вечер не говорили ни о чем другом, как только о нарядах и тому подобных вещах. — Пока я жива, в трауре тебя, слава богу, не увижу; кроме как по мне, тебе его не по ком носить.

— Боже, что вы такое говорите, бабушка! — вскричала Ксавера с неподдельным чувством. — К чему портить вечер, который вы сами только что называли радостным, праздничным? Можно ли с равнодушием, холодно толковать о смерти, совершенно забыв, что, кроме вас, у меня не только никого нет, но и никогда не было и вы мне вдвойне — нет, во сто крат — дороже и необходимее для полного счастья, чем другим девицам их бабушки? Если бы не вы, кто бы другой остановил на мне взор в этом доме, позаботился обо мне и, подозвав к себе, погладил бы по головке, поцеловал? Одну вас радовало, что я живу, расту, умнею. Не будь вас, самая душа моя была бы погублена; никогда не пролился бы на нее свет истинной веры: никогда не проникло бы в нее горячее истинно христианское чувство, никогда не узнала бы я, как должна думать и вести себя истинная католичка, примером которой вы являетесь. Не будь вас, вся моя жизнь уподобилась бы утлому суденышку среди разбушевавшейся стихии, суденышку, которому никогда не прибиться к берегу…

Пани Неповольная даже не сделала попытки успокоить расстроенную внучку; она позволила ей излить все свои жалобы, до конца выплакаться. Опять было заметно, что она хочет как можно глубже заглянуть в душу девушки, узнать во всех подробностях, чем она дышит, на что живее отзывается.