Дом «У пяти колокольчиков»

Отец Иннокентий так давно отвык удивляться, что на сей раз даже не смог скрыть своего удивления. Он ожидал, что, уничтоженный дурной вестью, Клемент рухнет в кресло или станет бегать по гроту, крича, что он ни в чем не повинен, что тут какое-то недоразумение, ошибка, но юноша не сделал ни того, ни другого. Он даже не побледнел — более того, лицо его вспыхнуло, словно от радости. Ксавера невиновна! В эту минуту Клемент был неспособен думать о чем-либо еще, все отошло на второй план по сравнению с этой счастливой уверенностью. Так, значит, она приходила на мост, желая предостеречь его, когда узнала, что втайне готовится его арест.

Отец Иннокентий не мог понять, отчего так радостно сияют глаза молодого человека; он предположил, что высказался недостаточно определенно, и стал повторять все сначала, но уже отчетливее, громче, куда более решительным тоном.

— Показания поименованных здесь должностных лиц позволяют думать, что вы возглавляете весьма опасное тайное общество, члены коего называют себя сынами действия, общество, как говорят, ближайшим образом связанное с французскими революционерами.

Клемент слушал как во сне. Взгляд его был устремлен на Ксаверу, сильно напуганную происходящим. О, чистый ангел-хранитель! Одна-одинешенька, во мраке ночи, бросилась она ему навстречу, желая спасти его. Кто еще умеет так любить? Как мог он сомневаться в ней?

— У вас в доме и в павильоне, что близ храма святой Екатерины, произведен обыск. Обнаружена потайная дверь, ведущая в тайную типографию, в обширные подвалы…

Клемент сделал невольное движение: он не ожидал, что отыщут вход. Ведь он и его товарищи тщательно завалили его; там была спрятана вся их корреспонденция. Теперь он понимал: дело обстоит весьма и весьма серьезно. Но ведь это касается его одного! Если остальные будут соблюдать осторожность, им не грозят никакие неприятности. Следствие остановится на нем, а они могут продолжать дело дальше, оно не понесет ущерба, ибо гибель одного борца еще не означает гибели всего дела…

— Советую вам, молодой человек, откровенно признаться во всем. Дело все равно будет раскрыто — доказательства уже налицо, а упрямством вы только ухудшите свое положение. Как отец, говорю, вам, многое простится ради вашего всеми уважаемого батюшки — лучше сознайтесь во всем. Если же вы назовете всех своих соучастников и распутаете все тайные нити, которыми ваше общество связано с заговорщиками в других странах, может быть, тогда вам простится все.

Гордо выпрямившись, Клемент повернулся лицом к иезуиту и так взглянул на него, что тот невольно попятился. С горькой усмешкой юноша отвернулся, давая понять этим, что ему жаль напрасно тратить слова.

Отец Иннокентий хорошо понял, что скрывалось за этой усмешкой.

— Молодой человек, — опять заговорил он, но уже не с отеческой нежностью, а со всей строгостью судьи. Похоже, вы все еще не поняли, какую опасность навлекли на себя своим легкомыслием. Вы обвиняетесь в таких преступлениях, что даже самого малого из них было бы достаточно, чтобы суд справедливости повелел заковать вас в железо и приговорил к тюремному заключению.

Ксавера больше не могла владеть собой и опустилась без сил к подножию статуи святой девы. На ее глазах свершалось то, чего она добивалась, пылая мщением, а теперь хотела бы любой ценой остановить.

Клемент бросился к ней и упал на колени.

— Не бойся за меня, не страшись моей участи! — вскричал он, прикоснувшись губами к краю ее платья. — Поверь, никакой даже самый ужасный каземат не сравнится с тем, что я выстрадал, подозревая тебя во лжи, оскорбляя тебя в сердце моем! О, возвышенное создание, скажи, что отпускаешь мне этот грех за те муки, которые претерпела моя душа…

— Я сказал, Клемент фон Наттерер, что даже за меньшее из ваших преступлений полагается тюрьма, — опять заговорил отец Иннокентий, — но вы, как видно, совершили и такие, которые караются смертью.

Ксавера застонала.