Дом у железной дороги (СИ)

Сейчас я понимаю, что моя тревога не была напрасной. Только зря я дергал психиатра – этот идиот не понял бы, что со мной происходит, даже если бы я на его глазах зарезал человека – и зря принимал бесполезные таблетки. В любом случае, что сделано, то сделано, а мне остается лишь пытаться спасти свою шкуру от Злого Страшного Серого Волка. Сказки реальны – Марина Валерьевна ошибалась. Говоря откровенно, она была единственным по-настоящему близким человеком за всю мою жизнь. Заменила мне и отца, и мать, и возможную сестру, пока я был белой вороной в том чертовом детдоме. Тогда, в то время, когда у меня случались панические атаки, она всегда успокаивала меня, гладила по волосам и повторяла, что все кошмары рано или поздно закончатся. А сейчас моих волос касается чудовище, и единственное, что сдерживает меня от того, чтобы вырвать их всех – призрачная надежда. Надежда, что этот один огромный кошмар и вправду закончится. Что это сон, обычный глубокий сон, из которого я скоро выберусь.

Когда он появился на моем пороге, я почувствовал – он тот, кто мне нужен. Что бы сейчас ни происходило, я все еще считаю, что он и впрямь был идеальным кандидатом на роль моего партнера: верный, покорный Цербер, готовый за меня вгрызаться в глотки и пускать кровь, который скорее сам бросится под пули, чем позволит им коснуться меня. Я помню, первое, что привлекло мое внимание, это его глаза. Темно-карие, почти черные – в них можно углядеть бездну. В них было что-то зловещее. Я не рисую образ злодея, вовсе нет. Он не злодей – не был им. Он всего лишь Цербер, который хорошо выполняет свою работу. Думаю, я догадывался, что подобная ситуация может случиться. Глядя на него, можно было понять, что он на это способен. Думаю, я сам себе вырыл яму – грешно теперь жаловаться.

Он не старался от меня ничего скрыть. Или просто не понимал, насколько хорошо все видно невооруженным глазом. Взять в качестве телохранителя не профессионала – раньше эта идея казалась мне абсурдной. Но чем хуже военный, чьи руки уже по локоть в крови, того качка из агентства, который разве что по зубам гопнику может дать? Я не могу понять, что чувствую к нему: нечто между отвращением ко всей его сущности и искренним восхищением к тому, кем он является.

Ясно одно – он без ума от меня. И поначалу меня это даже забавляло. Рослый широкоплечий мужчина с волевым подбородком, который смотрит на меня с таким щенячьим трепетом, словно я – величайшее сокровище в его жизни. Такое просто не может не льстить и не веселить. Я был уверен – это нечто среднее между уважением и поклонением.

Я даже немного удивился, когда узнал, что он мой ровесник. Выглядел лет на пять старше, особенно когда становился серьезным. Необразованный, но совсем не тупой. Тупой мне бы в жизни не приглянулся. А вот одеваться не умеет – это факт. Хотя где вы в нашей необъятной видели хотя бы одного служивого, у которого был вкус в одежде. Не носил эти ужасные спортивные костюмы, которые я видел на жителях неблагополучных районов в то время, когда еще учился в университете, уже хорошо. Я, конечно же, все быстро исправил. В конце концов, даже человек с такими заурядными чертами лица, как у него, преобразится, если купить ему нормальную одежду. К слову, он ведь и впрямь всегда казался мне заурядным: этих черноглазых темных шатенов по всей стране пруд пруди. Но было в нем ведь что-то, раз я его заметил.

Нет, серьезно, поначалу он ведь был идеальным партнером во всем. Скажешь – сделает. Даже если не скажешь – словно прочтет мысли и сделает.

Наверное, давно надо было насторожиться. Наверное, я уже тогда догадывался, но ничего делать с этим не хотел – да и зачем? Сказал ему, чтоб за кофе мне сбегал, не уточнил каким. Он ведь действительно сбегал. Я планировал заставить его побегать – не вышло: он с первого раза принес тот, который я хотел, даже добавки нужные. Пытался вспомнить, говорил ли я хоть в одном интервью о своих предпочтениях, но безрезультатно. То ли угадал, то ли следил за мной. И то, и другое – вполне вероятные варианты.

По правде говоря, сейчас я бы не отказался от кофе. Любого. Я всегда могу попросить его – он даже прибил к стене рацию, чтобы я мог с ним связаться в любой момент. Первое время кричал – надеялся, что кто-то услышит. Надеялся, что в этом чертовом доме был кто-то, кроме него. А потом понял, что он отключал меня. Он затыкал меня. Он был единственным, кто смог заткнуть меня за последние несколько лет. И так просто – всего лишь прокрутить звук на минимум.

Я даже не знаю, сколько я здесь нахожусь. Мои внутренние часы перестали работать, кажется, в тот момент, когда я впервые открыл глаза в этой комнате. Здесь нет окон, нет часов, а за этой железной дверью и бетонными стенами я ничего не слышу. Может быть, мой слух меня подводит. Может быть, я все-таки схожу с ума, как он и добивается. Я уверен – он жаждет этого. Жаждет дождаться момента, когда я слечу с катушек, начну умолять его.