Дом у железной дороги (СИ)

Сейчас думаю, зря я тем утром это затеял. Может быть, он раздумывал, стоило ли осуществлять задуманное, а тут я, чуть ли не всем нутром кричащий «да». Противно от самого себя. Но что сделано – то сделано. Я ведь совершенно не собирался его соблазнять. Соблазнять и дразнить – совершенно разные вещи. Думаете, если бы я хотел секса, я бы не смог взять его? Ха. Как же. Олег, бедняга, все никак не может понять, что я никогда не посмотрю на него так, как хочет он. Олег все никак не поймет, что мои издевки – часть его зарплаты.

Но я не знаю, где находятся тормоза. Я никогда не умел останавливаться вовремя. Я хотел всего и сразу. Возможно, тем утром я хотел проверить, насколько прочен он еще и изнутри, раз продолжал свою игру. Взял его лицо пальцами и взглянул в глаза. Совсем Олег не Волков. Волки хоть и из семейства псовых, но никак не дворняжки, у которых столько любви в глазах, что блевать охота. И тут он посмел совершить ошибку. Хотел бы я думать, что та ошибка была худшей, что хуже уже он натворить не мог – да только вот эти стены отвратительного больнично-зеленого цвета говорят об обратном. Он извинялся за поцелуй так, словно случайно отсек мне руку. И в глазах, в его чертовых черных глазах, таких эмоциональных, было столько раскаяния и даже страха. Был готов рассмеяться ему в лицо, но не смог. До сих пор объяснить не могу, что на меня нашло в тот момент. Но вместо того, чтобы добить его, сломать изнутри все, чтобы он стал моей личной машиной для убийств (сейчас думаю – я никогда этого не хотел; иногда ощущаю себя монстром, перестаю себя контролировать – нет-нет-нет, я не монстр ни разу, это не я запираю людей в подвалах, это не я лишаю их связи с миром), вместо всего этого я вдруг погладил его по голове. И он успокоился моментально. Извинился только еще раз -дцать. Я не мог быть зол на него в тот момент – ненавижу себя всеми силами за такую слабость.

Вплоть до момента, когда мы сели в машину, не перекинулись ни словом. Я – потому что никак не мог понять, кто из нас больше скотина, а он, как и всегда, потому что не любил говорить в принципе. Только там сказал мне: «Извините за этот день, Сергей». Сейчас думаю, может, он извинялся за все сразу? Вполне вероятно. Сказал ему отвезти меня на работу, а по дороге купить кофе. Кофе всегда помогал мне прийти в норму. В любой жизненной ситуации. В этот раз он меня и подвел.

Последнее, что я помню, это как делаю большой глоток, закрываю глаза – и все исчезает. А когда открываю – вижу эти долбанные зеленые стены. Ни окон, ни чистого воздуха, ни телефона – никакой связи с внешним миром.

Я ненавижу это место. Я ненавижу эти стены, как в городской больнице советского типа, я ненавижу этот уродливый ворсистый ковер, который наверняка должен был служить как приятное незаметное дополнение к интерьеру, но выглядит, как прокрученная в стиральной машине болонка, я ненавижу это отвратительное металлическое зеркало, которое невозможно разбить, ненавижу эту слишком мягкую кровать и постельное белье цвета скисшего молока с лимоном, я ненавижу эту лампу, настолько невзрачную, что ей место в квартире какой-нибудь бабки с окраины, ненавижу совершенно безвкусные картины, которые он купил черт пойми где, ненавижу этот гребаным одеколон, который он купил, чтобы меня задобрить (такой дрянью разве что бомжей пугать), ненавижу практически все печатные издания с моим изображением (гребаный отвратительный маньяк). Я ненавижу Олега Волкова. Всей своей душой. Я ненавижу себя. Ненавижу за то, что сам пригрел его на своей груди и не выгнал при первой же возможности.

Иногда мне снится, как я беру нож и вскрываю ему горло.

Он пришел ко мне снова. Он приходит каждый божий день – предположительно. Я учусь определять время по тому, как он появляется здесь, но пока получается скверно. Могу предположить, что тот долгий промежуток времени, который он не отвечает мне, когда я говорю с ним по рации, он куда-то уезжает. Он не смог бы меня так долго игнорировать, нет, только не Олег. Спросил: «Как себя чувствуете?». Он до сих пор ко мне на «вы». Как отвратительно мило с его стороны. Я ответил ему: «Чувствовал бы себя намного лучше, если бы оказался не здесь». Он только промолчал и поставил поднос с едой на стол. Даже признать противно, что пахло вкусно, аж до слюней, только вот урчащий желудок выдал с головой. Я не понимал, сколько часов я не ел. Он старается кормить меня регулярно, но на всякий случай приносит еды побольше. И вся посуда из металла, похожа на армейскую. Или тюремную. Я даже не могу разбить тарелку и воткнуть осколок ему в шею, когда он забудется. Он предусмотрел все. Разве что вилки пластиковые не принес.