Дом у железной дороги (СИ)

А наутро проснулся – он все еще рядом. В тот момент я подумал, что он мой. По-настоящему мой. Что он все осознал, что он сделал правильный выбор. И такие по-мальчишески светлые чувства внутри, как будто снова пятнадцать. В тот момент я подумал, что это все, чего я хотел.

Я был таким идиотом.

========== Саморазрушение ==========

Комментарий к Саморазрушение

Сергей

Слышу грохот поезда каждую ночь и вижу, как один из них несется прямо на меня. Я знаю, что должен бежать, но ноги словно вросли в землю. А поезд все ближе, ближе, его фары ослепляют меня, и я успеваю только зажмуриться, надеясь, что он пройдет сквозь меня.

Я вскакиваю на кровати в холодном поту и не могу понять, слышу ли я поезд, грохочущий там, за стеной. А после понимаю – из подвала не слышно ничего. Ни единого звука. Кроме моего колотящегося сердца. Тяжело дышать, аж до хрипоты. И я чувствую, что плачу. Даже не понимаю почему, но по щекам слезы ручьем, и вдохнуть никак не могу. И страшно. Страшно оттого, что я не могу контролировать себя.

Меня трясет все больше, и я зову его. Зову, потому что понимаю, что единственное, что меня может успокоить, – тепло чьего-то тела. Со мной такое случалось в последний раз в самом детстве – не помню точно, но, кажется, тогда мне было лет восемь, и на мои крики сбежался весь детский дом. Я продолжаю кричать его имя, пока не вспоминаю, что эти чертовы стены абсолютно глухие, и заставляю себя встать и дойти до рации у стены. Нажимаю на кнопку и стараюсь говорить как можно спокойнее, хотя меня продолжает крупно колотить – палец то и дело пытается соскочить. В какой-то момент не выдерживаю и выкрикиваю его фамилию – он все так же не отзывается.

А меньше чем через минуту открывается дверь, и на пороге он, взъерошенный, заспанный, щурится от света моего ночника.

– Что-то случилось? – тень застывает на его лице, но свет касается глаз: мечущихся, обеспокоенных, немного напуганных.

Олег, о мой Олег, милый, чудесный, отвратительный до тошноты Олег. Как же ты влюблен в меня, как же тешишь мое самолюбие. Как же ты нежен со мной и бережен, словно я самое главное сокровище в твоей жизни. Стоит тебе только заметить, что я плакал, сразу же укутываешь своей заботой. Мое ласковое, мерзкое чудовище.

Укладывает меня обратно на кровать, эту отвратительную, скрипучую, раздражающую кровать, и садится рядом, укрывая одеялом. Он все еще сонный, бормочет себе что-то под нос, а мне так смешно, так смешно со всей этой ситуации, что приходится уткнуться лицом в подушку, чтобы не выдать свой смех. А ему все кажется, что я снова плачу, и он все гладит меня по плечам, и все бормочет себе под нос что-то успокаивающе (на его, конечно же, взгляд). «Сергей, что случилось? Все хорошо, я рядом, кошмар, наверное, приснился». Как с ребенком.

Я понимаю, что у меня начинается истерика. Я не соображаю. Переворачиваюсь и начинаю смеяться ему в лицо, перекатываясь по кровати и закрывая руками глаза. Чувствую, что снова плачу, снова крупно колотит, а голос застревает где-то в горле, и я издаю такие глупые клокочущие звуки, словно только что меня стошнило.

И внезапно успокаиваюсь. Как по щелчку пальцев. Вытираю слезы запястьем и присаживаюсь на кровати, глядя на него, отшатнувшегося от меня, смотрящего недоуменно. Мой глупый, глупый волчонок. Ты никогда не сможешь стать волком.

– Убирайся.

Олег не двигается с места – только бровь вскидывает. О, этот его фирменный жест, с помощью которого он показывает свое недоумение (а недоумевает он рядом со мной регулярно). У него, на самом деле, брови и впрямь крайне выразительные: живые такие, черные, густые, но не неопрятные, как у абы кого, а аккуратной формы. Все пытаюсь понять, выщипывает ли он их (если только ради меня).

– Ты не расслышал? Проваливай, Волков.

А он лишь скрещивает руки на груди. И мне становится даже немного тревожно в какую-то секунду: Олег всегда был послушным. Всегда слушался меня и всегда уходил сразу, стоило мне показать ему, что не желаю его видеть. А тут внезапно характер показывает. Не вижу его глаз и потому двигаюсь ближе, заглядывая в них. Такие уверенные, но все такие же теплые. И я понимаю, что он хочет на меня злиться, но не может. На мгновение даже екает в груди.

– Ты…

– Я вас услышал. Но я останусь здесь, если вы не возражаете.

Я возражаю – он не слушает и садится на кровать рядом.