Дом у железной дороги (СИ)

И вдруг я понимаю – по его взгляду, – что я для него как капризный дурной ребенок. Так родители смотрят на свое дитя, когда то слишком много канючит: с легким раздражением, снисходительностью, но любовью. Вот и он так же. Ласкает взглядом, как шального ребенка, а потом гладит по волосам и сжимает их на самом затылке. Он сжимает мои волосы крепче (руки у него сильные, как у настоящего военного, испещренные шрамами и родинками), накручивает на кулак, откидывает мою голову назад и резко опускает, подняв колено, и я слышу хруст, и чувствую, как по губам начинает течь кровь, по подбородку к шее, от шеи прямо на его колено, а он сжимает мои волосы и бьет, снова и снова, снова и снова, пока я не начинаю захлебываться в собственной крови.

Моргаю. Передо мной его обеспокоенные собачьи глаза.

– Да что с вами?

Вытираю глаза, надеясь, что от видений не расплакался. Такое в последнее время все чаще. Замираю и вижу картины так ярко, словно они происходят здесь и сейчас. Иногда я боюсь, что схожу с ума. Мне смертельно не хватает общения. С другими людьми, не с Олегом. Олега мало и достаточно одновременно.

– Мне плохо, Олеж, – говорю ему прямо. – Мне так чертовски плохо, Олеж, ты бы знал.

Он молчит, глядя на меня. Только взгляд бегает, уже более растерянный, и брови приподняты, и все так же аккуратно придерживает за затылок, словно я могу упасть в любой момент.

– Что я могу сделать?

Я только ускользаю от его руки и опускаюсь на подушку, отворачиваясь к стене. В голове снова начинает шуметь. Белый шум, как у телевизора. Иногда я думаю, что он заменяет мне радио (я просил Олега его купить мне – отказался).

– Мне кажется, у меня крыша едет, Олег, – говорю ему. – Слышится и мерещится всякое. Мне не хватает людей, представляешь? Никогда раньше ничем подобным не страдал. Чтоб проснуться посреди ночи в слезах и начать звать хотя бы одно живое существо, – переворачиваюсь уже к нему лицом и нащупываю его руку – просто хочу убедиться, что он все еще здесь, и мне не мерещится. – Так хочется общения. С кем-то еще, не только с тобой, понимаешь? Понимаешь, конечно, ты все понимаешь. Просто боишься, что что-то случится.

И замолкаю. Просто держу его ладонь в пальцах, ощупывая. Широкую, теплую, с грубой кожей и стриженными под корень ногтями. А потом снова начинаю говорить.

– Неужели так обязательно держать меня здесь? – смотрю на него, а он взгляд отводит и губу закусывает. – Я не буду заявлять на тебя в милицию. Придумаю легенду, что я отдыхал где-нибудь в другой стране. Будем жить вместе, если тебе так хочется. Все как сейчас, только я могу ходить на работу. Что с работой, скажи? Как там мой сайт? Из штаба больше никто не ушел? Хоть какое-то обновление запустили? Ты ведь на работу ездишь днем, да?

Я знаю, что он не появляется на работе: ему попросту ничего делать там без меня, а его способностей к программированию хватит максимум на выведение какой-нибудь иконки на экран. Я знаю, что он не следит за «Вместе». Знаю. Просто знаю. Но так хочется услышать, что я ошибаюсь. Так хочется знать, что мой сайт живет и процветает.

Я помню, как придумал его. Аська всегда казалась мне неудобной. Да и, говоря откровенно, мало какую информацию о собеседнике она давала. Даже от пресловутого Майла было больше пользы в этом плане, но мне не нравилась сама платформа. Оттого я и подумал, что нужен другой сайт, более удобный для всех. Чтобы была информация о пользователе: что он любит, кого он любит, что слушает и что смотрит. Для тех, кто не любил контактировать лично, но хотел что-то о человеке знать, это было бы идеальным вариантом. Я обдумывал этот проект целый год (или больше – точно не скажу), и он обрастал новыми и новыми идеями, и я чувствовал, как у меня горят пальцы. Я закрывал глаза и видел, как он будет выглядеть. И цвет, и дизайн, и все функции, которые я хотел добавить, казались мне с каждым днем все прекраснее. Омрачало лишь то, что где-то за бугром внезапно какой-то задрот запустил похожую на мою идею. Опробовал – понял, что он и рядом со мной не стоял. Взял на заметку пару его идей и усовершенствовал.

Столько времени прошло, господи, я и подумать не мог, что разбогатею…

Видимо, мое детище и сыграло против меня.

Я смотрю на Олега – молчит. Смотрит словно сквозь меня, только волосы пальцами перебирает. Не могу даже представить, чем они ему так сильно нравятся. Чем ему нравлюсь я. Я никогда не страдал низкой самооценкой, даже в худшие дни я считал, что я вполне ничего. Но объективно (я только недавно думал об этом, смотрел на себя в зеркало, словно со стороны), я бы никогда не полюбил себя, если бы был другим человеком. Скорее всего, я бы пробил себе голову арматурой.