Дом у железной дороги (СИ)

Я не жалел о том вечере ни разу за всю свою жизнь. Я понимал, что совершил нечто противозаконное, но я ни на секунду об этом не сожалел. Я смыл его кровь снегом и выкинул верхнюю одежду. И когда меня, как великого мученика, замерзшего и бледного, приютили в «Солнце» снова, я чувствовал, что был благословлен в ту ночь. Против государственного закона, но за людской закон. Я совершил благое дело и не собирался на нем останавливаться.

Я выплескивал свою энергию в них, наполнял их своим негативом, освобождая себя. Это было похоже на божье благословление, наставление, которому я следовал. И во мне сейчас энергии накопилось столько, что я мог бы убить сразу десяток, если не сотню.

Я впиваюсь отросшими ногтями в свое горло и откидываю голову назад, начиная драть на себе кожу. Хриплю, деру себя ногтями, деру свою шею и плечи и грудь, деру все сильнее, чувствуя, как под ногтями скапливается кожа, я открываю глаза – и он рядом. Сжимает мое обнаженное тело руками и входит. Он дерет мою кожу. Он вскрывает ногтями мое горло. Он трахает меня, уничтожая изнутри. И в его волчьих глазах я вижу тот же гнев, что наполняет меня с первого дня создания моей изнанки. Он рвет меня снаружи и изнутри, а я могу лишь кричать, извиваясь на кровати, полностью отдаваясь его волчьим когтям.

Я задыхаюсь в его руках и закрываю глаза. От него исходит свет, прорывающий мою тьму, и я окунаюсь в этот свет с головой.

Я открываю глаза, а передо мной он, испуганный, сжимающий мое лицо в ладонях. Горячих, грубых, любящих.

– Слава богу.

Он выдыхает и прижимает меня к себе, и я чувствую такое умиротворение, словно заново родился. Я – чистый лист.

– Я испугался за вас.

Он опускает меня на спину, и я только вижу рядом на тумбочке спирт с ватой. Олег говорит, что нашел меня в крови без сознания. И чувствую – шею, грудь жжет. Опускаю взгляд и вижу глубокие царапины. Смотрю на руки – ногти сострижены под корень. Неаккуратно, неровно, но сострижены. Он дает мне отдышаться и помогает присесть снова. Снимает с меня майку и обрабатывает каждую царапину. Так бережно, так аккуратно, как не может ни один врач. А я смотрю на него и думаю лишь о том, что я и впрямь был благословлен.

Он затягивает бинты и целует меня в лоб. Без какой-либо пошлости. Искренняя и чистая нежность.

– Хотите поспать наверху?

– Хочу.

И разрешаю на «ты».

Он помогает мне подняться, и когда я опускаюсь на кровать – ту самую, – чувствую, как по всему телу разливается тепло. Олег не задает лишних вопросов. Он все прекрасно видит сам. И я чувствую, как сильно я благодарен ему за то, что он делает ради меня.

– Как ты себя чувствуешь? – он лежит рядом, глядя в глаза, и я расслабляюсь окончательно. Киваю только, говоря, что все хорошо. Спать не хочется. Хочется просто так лежать.

Закрываю глаза – ослепляющие вспышки и затылок болит. Это похоже на похмелье. Легкое похмелье, без тошноты, но с больной головой и ломающимся телом.

Я не знаю, что со мной происходит. Я не хочу думать о своем состоянии. Я знаю лишь то, что еще чуть-чуть – и я окончательно стану Паулой. И мой дорогой Грегори здесь почти ни при чем. Почти. А еще я знаю, что я должен спасаться, но понимаю – спасаться придется скорее от самого себя.

Чувствую, как начинает мутить.

Я – один из самых богатых людей этой страны. Они даже не представляют, сколько у меня власти. Я – тот, кто основал в ней свою империю. Я – тот, кто может управлять умами сотен тысяч людей, тот, кто знает о них все. Они у меня на ладони. Могу сжать кулак и уничтожить их всех. Если бы они только знали в то время – о, если бы только догадывались, – что будущее за технологиями, они могли бы достичь тех же высот. Но на вершине я. И я имею в своих руках все их данные: их пароли, их номера, их доверие, их личную жизнь и их самих. Это почти то же самое, что быть Богом. Звучу до омерзения самовлюбленно – но справедливо. То, над чем трясется милиция, то, чего так жаждет правительство, уже давно есть у меня. Восседаю на своем троне на самой вершине, и иглы в моей короне вонзаются в череп. А внизу меня тела, бесконечные тела, серые, сжимающие в руках свои телефоны, несущие свои мониторы у себя на горбах, тянущиеся ко мне вверх. И я вижу, как по их телам стекает бензин. Густой, пахучий, стекающий все ниже и ниже, достигая даже тех, кто только приблизился к другим. Мне достаточно чиркнуть спичкой – и мой пьедестал воспылает.

Эта империя нуждается в императоре и докторе одновременно. Чумном императоре, который очистит их всех. Гори, огонь, гори, охватывай земли, да будет свет в этом царстве беспросветного невежества! Нет нужды уничтожать своими руками, если можно развязать войну и наблюдать за тем, как они вгрызаются друг другу в глотки, как они сами поджигают свои тела, как скидывают друг друга и поднимаются выше, наступая на головы, не догадываясь, что наверх их никто и не собирается пускать. Только успевай высекать огонь, поддавая жару, только успевай заражать их всех. Гори, гори, гори!